Северный ветер - Александрия Уорвик
Да что ж ты сразу не сказал!
– Вперед.
В цитадели Борей ведет меня в северное крыло. Стражники расступаются, давая нам пройти. Я еще ни разу не была в этой части, если не считать злополучную вылазку в комнату его сына.
В конце коридора мы сворачиваем направо. Здесь царит еще большее запустение – полуразрушенная пещера, окутанная забвением. Ее нельзя больше назвать домом, но может, когда-то она им была? А может, когда-то вновь им станет?
На стенах лохмотьями висят гобелены и портьеры, каменный пол – месиво из осколков, серые плиты слепо щерятся, обвитые старыми сухими корнями. Двери вдоль стен представляют собой не что иное, как пласты дерева или металла, прикрывающие дыры в стене, ведущие в никуда.
Когда мы сворачиваем снова, мне открывается самый большой гобелен из всех, что я здесь видела, тонкие нити сплетаются изображением четырех мужчин, стоящих на вершине скалы, мир позади них залит золотым светом.
Анемои.
Узнаю Борея, копье в его руке, длинный черный плащ. Вот Зефир с луком и копной кудрей. Третий держит изящный изогнутый клинок. Грудь и руки бугрятся мышцами, хоть он и самый низкорослый из братьев, темно-коричневая кожа поблескивает под жгучим солнцем. Нот, Южный ветер, судя по всему.
Остается последний: Эвр, Восточный ветер. Но под плащом ясно лишь то, что он широкоплеч. Лицо скрыто тенью капюшона.
– Фамильного сходства кот наплакал, – замечаю я.
Борей бледнокожий. Зефир золотистый, поцелованный самим солнцем. У Нота черные глаза и волосы. И мне ужасно любопытно, как же выглядит под капюшоном Эвр.
Северный ветер молчит. Что он видит, когда смотрит на лица братьев? Наверное, я никогда не узнаю.
Он разворачивается и уходит по коридору дальше. Спешу его догнать, перепрыгивая обломки мебели, разбитые каменные колонны. В стенах зияют дыры, будто их рвали двумя руками в приступе необузданной ярости.
– Некоторые месяцы даются труднее. – Борей меня избегает. – Со временем держать в узде метаморфозу становится все тяжелее.
Оно и ясно.
– Как ты думаешь, почему твоя душа поддается скверне?
– Как ты думаешь, если бы я знал, то оказался бы в таком положении?
Сдерживаю хлесткую фразу, готовую сорваться с языка. Нельзя отвечать на огонь огнем. Лишь вода, ласковая, исцеляющая, способна унять ярость, что набирает и набирает силу.
– Может, моя душа не наливается скверной, но я знаю тьму. Знаю, что пока ты винишь себя за прошлые ошибки, ты никогда не продвинешься вперед.
Борей ускоряет шаг. Выдавливает сквозь зубы:
– Ума не приложу, что ты имеешь в виду.
Разве?
– Ты винишь себя в смерти жены и сына, – заявляю я, следуя за ним по пятам. Мимо мелькают разбитые двери. – Давай, скажи, что я неправа.
Его молчание уже само по себе говорит о многом. Я не солгала. Я понимаю немало. Достаточно, чтобы видеть, как Борей и я – отражения друг друга во многих отношениях. Как же я раньше этого не замечала?
Король резко рассекает воздух ладонью, в каждой черточке лица запечатлена боль.
– Я страдал и скорбел, но не забывал. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь забыть.
– Может, дело не в том, чтобы забыть, – говорю я и, схватив Борея за руку, заставляю его остановиться. – Может, дело в том, что ты не простил себя за то, что было совершенно не в твоей власти.
Мы стоим грудь к груди, и я запрокидываю голову, чтобы видеть его лицо.
– Это был мой долг, – выдавливает Борей, – защищать собственных жену и ребенка, и я их подвел.
– Твоим долгом было их защищать или любить?
На щеке короля дергается желвак.
– И то, и другое.
Киваю. Ограждать, обеспечивать, оберегать. И это я тоже понимаю.
– Значит, таковой обязана быть твоя жизнь? В вечной ловушке вины, не зная избавления от ее бремени? – И добавляю тише: – Разве бог, даже изгнанный, может заслужить прощения?
Не скажу, сколько мы сверлим друг друга взглядом. Но я чувствую, будто падаю. Или падала, и единственное мое желание – продолжить, но сердце парит. Ему подарили крылья.
– Достоин ли я подобного? – спрашивает Северный ветер.
– Не знаю, – парирую я. – Достоин ли?
– Нет. – Борей говорит с уверенностью того, кто задавал себе этот вопрос. – Не достоин.
Мое сердце разрывается от боли за него. Это неправильно. Как он может быть о себе такого дурного мнения? Как я могу быть о себе такого дурного мнения?
– А если я считаю, что ты достоин? – бросаю я ему вызов. – Что тогда?
Король берет прядь моих волос, заправляет ее мне за ухо, кончики пальцев задевают чувствительную раковину. Прикосновение спускается к линии челюсти, и Борей колеблется. Но затем продолжает скользить по щеке, вдоль шрама, и я с трудом сдерживаю желание склонить голову, подставиться под ласку. По коже пробегают мурашки.
– Ты, – произносит Борей, – не такая, как я ожидал.
И вот мы ступаем на нехоженую тропу. Дорогу, усеянную ухабами, и я смотрю, как она простирается вдаль, и гадаю, а стоит ли того сломанная лодыжка.
– Ты хотел мне что-то показать? – напоминаю я.
Борей кивает, отступает на шаг. Нутро немного сжимается… но так надо.
Он ведет меня к златокованой двери в конце коридора, сквозь ее стеклянные вставки льется солнечный свет. Борей поворачивает ручку.
– Добро пожаловать, – объявляет он, – в Город богов.
Глава 31
Золото, свет и мраморные колонны. Плоские крыши, просторные дворики, филигранная лепнина. Фонтаны и мускусный аромат оливкового масла. Вьющиеся глицинии, лето на ветру. Иными словами – совершенство.
Мы с Бореем стоим на пороге, глядя на круглую площадь с невероятно замысловатым фонтаном. В открытых окнах многоэтажных зданий трепещут прозрачные занавески. Пространство между балконами, с которых свисают ткани, белые как снег или синие как самое глубокое море, занимают заполненные растениями ниши. Брызги воды летят во все стороны, и яркий свет, отражаясь от них, мерцает над мостовой из чистого чеканного золота. Воздух кажется странным. Здесь что-то есть, чего я никак не могу уловить.
– Так вот где ты вырос, – говорю я, ощутив на себе взгляд Борея.
Он некоторое время изучает открытый нам вид.
– По-хорошему, я вырос за пределами города, – король указывает на большой дом с колоннами из лунно-белого камня, похожий на храм или что-то вроде, далеко-далеко, среди гор, которые окружают город. – Но наша семья по случаю здесь бывала.
Маленький Борей… Представляю, как он плещется в фонтанах или играет в шарики на улицах. Чудна́я мысль, если вспомнить, что Северному ветру, во-первых, много тысячелетий, а во-вторых, он не из тех, кто ностальгирует по детству.
– Скучаешь?
Фонтан радостно журчит. Король наблюдает за дугой падающей воды, затем вновь бросает взгляд на горный храм.
– Я не был здесь уже много-много лет.
Он закрывает дверь, расстегивает плащ. И действительно, здесь гораздо теплее. Я быстро следую примеру и оставляю свой плащ рядом с его, черным, на пустой скамейке.
– Однако трудно скучать по месту, где тебе больше не рады.
Как с языка снял.
Нога в




