Практикантка - Роман Абдуллов

Шон захлопнул книгу и сунул обратно на полку. То, что душевную бурю могут победить элементарные приседания, распалило еще больше. Решив, что он способен и «разумом утишить» свое сердце, Шон глубоко вдохнул, затем сцедил воздух сквозь зубы и сел. Чтобы отвлечься от своих неудач, принялся наблюдать за Диланом.
У рыжего ни на столе, ни на стуле, ни в распахнутом шкафу не осталось ни единой вещи, а в изрядно растолстевшую суму он заталкивал оставшиеся с зимы ботинки. Шон удивленно хмыкнул:
— Ты ведь не собираешься поселиться у лэра Маркуса навсегда?
Дилан сильнее вдавил ботинки в сумку, так что та затрещала, и принимаясь зашнуровывать горловину, буркнул:
— Я не поеду.
— Как не поедешь? — оторопел Шон. — До тебя сам наследник ван Саторов снизошел, а ты не поедешь?
— Не поеду.
— Да почему⁈ Если переживаешь из-за денег на переходы, так Маркус же за нами свою коляску пошлет, бесплатно пройдем.
Дилан оставил наконец сумку и, повернувшись, устало опустился на кровать. Лицо его было угрюмым, замкнутым.
В последнее время Шон замечал, что рыжий стал более молчаливым, сдержанным, и думал, что это выпавшее на их долю испытание заставило того относиться к жизни серьезней. Но, похоже, причина была в другом.
— Давно с семьей не виделся, — сказал Дилан, разглядывая свои руки. — Хочу эту неделю дома провести, там помощь лишней не будет.
— Но лэр Маркус…
— Он звал тебя и Вэлэри. Меня так… в довесок. Зачем вообще?
Шон промолчал. Он и сам гадал, зачем Маркусу вдруг понадобился Дилан, но ни одного хоть сколько-нибудь убедительного основания не находил. Сначала Вэлэри, теперь рыжий…
В тишине слышнее стали крики и топот, от которых гудело и сотрясалось общежитие, одномоментно наполненное вернувшимися с практики студентами. Казалось, даже воздух дрожал от радости и возбуждения, царивших кругом, и только в их комнате он загустел, потяжелел. Встав, Шон распахнул окно.
— Дилан, а помнишь, что Вэлэри в зернохранилище говорила?
— Она много чего говорила.
— Вот именно! Тебя не удивляет, что деревенская девушка знает столько необычных слов?
— У нее память хорошая. Прочитала, да запомнила.
— Сам-то веришь? У моих родителей большая библиотека, но я такого не встречал ни в одной книге. И в академии такого нет, во всяком случае, не в нашей. Откуда же в деревне могло взяться что-то подобное? Странно.
— Мне все равно. Благодаря ей мы выжили тогда, остальное не важно… Ладно, мне пора. Увидимся…
Шон растерянно уставился в закрывшуюся за Диланом дверь. Почему-то возникло ощущение, что рыжий попрощался навсегда. Словно недоговорил «увидимся когда-нибудь».
* * *
Обычно Дилан взбегал по лестнице, стучал, если было заперто изнутри, и нетерпеливо приплясывал в ожидании того, кто откроет. Чаще это была Кэсси. Сначала слышались ее стремительные летящие шаги, а затем распахивалась дверь и сестренка, смеясь, хватала за руку и тянула его внутрь.
Сегодня все не так.
Остановившись на площадке перед квартирой Дилан глубоко вдохнул. Запахи, неизменно витавшие в узких сумрачных коридорах, привычные и оттого незаметные, сегодня оседали на языке неприятным, даже отвратительным привкусом чего-то горелого с примесью кислятины. На третьем этаже ругались, за стеной кричал ребенок, внизу хлопнула дверь и кто-то прошаркал на улицу… Среди этих звуков тишина в квартире казалась безжизненной.
— Гребаные маги, — пробормотал Дилан и, растянув губы с улыбке, постучал.
Поступь за дверью была похожа на материнскую — такая же усталая, — но открыла Кэсси.
— Дилан! — На мгновенье в глазах ее сверкнула радость.
Дома ничего не изменилось. Разве что вместо ромашкового отвара на столе стояла простая вода.
Дилан жадно выпил кружку. В горле сохло. Слушая Кэсси, которая рассказывала, что мать вновь работает прачкой, а Тертий на складах, он все смотрел на дверь родительской спальни. Отец наверное слышал, ждет… Или спит?
Дилан быстро взглянул на сестру.
— Прости, я без подарка. Не нашел ничего.
— Глупый, — Кэсси обиженно выпятила губу. — Сам жив-здоров — и хорошо. Это лучший подарок.
Она заморгала, сдерживая слезы. Дилан растерянно взъерошил волосы, потом вспомнил о монетах, запрятанных в потайной карман.
— На вот. Это за практику.
Кэсси охнула, увидев два золотых. Дилан сунул монеты ей в руку и одернул тунику.
— Ладно, я к отцу.
Кэсси рассеянно кивнула.
В комнате пахло свежей древесиной, а отец, вопреки ожиданиям, встретил ясным взглядом и улыбкой.
— Хотел уж окликнуть, — произнес он своим прежним, глубоким басом и похлопал рядом с собой: — Иди сюда, покажу кое-что.
В первую секунду показалось, что он здоров. Сердце обрадованно трепыхнулось, но тут же Дилан заметил: двигал отец только руками и головой, остальное тело лежало словно куль с углем.
— На что похоже? — Отец протянул деревянную фигурку, грубо обтесанную, со сколами и заусеницами.
Дилан повертел ее: четыре лапы, морда… На широкой лавке у кровати было с десяток подобных, рядом угловато топорщился мешок с деревяшками.
— На собаку.
— Да? — отец забрал фигурку, задумчиво осмотрел. — Вообще-то я лошадь делал… Ну, будет собака.
Он принялся оживленно рассказывать, что решил вырезать на продажу игрушки и разные мелочи из дерева.
— Руки-то у меня сильные, — говорил он, сжимая кулаки.
Пальцы его были изранены. Некоторые порезы уже зажили, и короста с них отпала, открыв светло-розовые полосы, другие были совсем свежими. Дилан смотрел на эти пальцы, жесткие, твердые, умеющие сгибать гвозди, но не привыкшие к тонкой работе, и молчал.
— Ты надолго домой? — спросил отец.
Дилан пожал плечами:
— Завтра в школу син схожу, узнаю, как и чего там.
— В школу син? — Отец нахмурился, окинул беспокойным взглядом. — Ты не справился с практикой?
— Вот еще! Справился, конечно!
Они посмотрели друг на друга с одинаковым недоумением. Отец выглядел растерянным, и Дилан внезапно понял: он не знает. Он все еще не знает, что Дилан вернулся насовсем. Что он бросил академию. Что не станет магом.
В напряженной тишине раздался треск сухого дерева. Похоже, собако-лошадь не выжила…
— Даже не думай, — хрипло выдохнул отец.
Дилан отвел глаза. Взяв с лавки кошку (или зайца), погладил толстое пузо. В палец кольнула заноза, и он с какой-то яростью надавил на нее, засаживая дальше.
— Просто учись, слышишь? — Отец накрыл его руки своей шершавой,