Похоронные дела Харта и Мёрси - Меган Баннен
«Больно. Ему было больно!»
Эта мысль кричала в Мёрси, но парусина прикрывала его лицо, будто перед ней лежал кто-то другой, так что не думать об этом получалось. Они с Альмой вместе подняли ношу. Тяжелую – но обе женщины были крепкие. Они перенесли его в мастерскую – недалеко – и уложили на стол. Альма помогла Мёрси вытащить носилки из-под тела.
– Ты уверена? – спросила Альма.
– Я справлюсь.
«Я не справлюсь», – сказал внутренний голос.
– Ну, а я вряд ли, так что не буду мешать. – Альма потянулась через стол и погладила Мёрси по руке, а потом оставила ее наедине с трупом Харта Ральстона.
Мёрси сказала, что не желает больше его видеть, и он прислушался к ее словам. Теперь же, собираясь с духом, чтобы посмотреть на его останки, она все бы отдала, чтобы услышать звонок в конторе, выйти туда и увидеть, как Харт торчит у стойки.
Она слышала, как Альма негромко говорит с папой на веранде, а Зедди утешает на кухне Пэна сочетанием добрых слов, объятий и черствых профитролей, но тишина в мастерской забивалась в глотку и угрожала затопить горем, в котором она захлебнулась бы. Она взяла драгоценный транзистор, который ей подарил Харт, покрутила ручку и нажала кнопку включения.
В мастерской загремела труба, и Мёрси торопливо убавила громкость, чтобы музыка играла потише. Песня была незнакомая, но под бодрый джазовый ритм Мёрси обычно и работала. Так то, что ей предстояло, выглядело нормально, обычно. Она усилием воли остановила дрожь в руках. Потом развернула его.
«Я не справлюсь», – подумала она снова, но руки продолжили работу, мышечная память заняла место разума, бегущего прочь от того, что она увидела на столе.
Все его тело кричало об агонии.
Мёрси сглотнула всхлип. «За работу», – велела она себе.
Одежду было не спасти, поэтому она срезала ее ножницами. В кармане жилета что-то хрустнуло, пока она стягивала одежду с коченеющих рук. Мёрси сказала себе не забыть достать все оттуда, когда обмоет, просолит и завернет. Сняла рубашку, комбинезон и белье, один носок и сапог – его так привезли, второй набор остался на танрийском поле. Аккуратно сложила все на полу, вспомнив, как тщательно Харт складывал ее комбинезон, пока она принимала ванну. Изо всех сил погнала это воспоминание прочь.
Осталась лишь цепочка на шее с маминым именинным ключом и новеньким, блестящим ключом-удостоверением от «Бердсолл и сын», но их Мёрси пока оставила – не смогла снять.
Она плакала, пока обмывала его – не потоком, а медленной спокойной струей смывая кровь и грязь с бледной холодной кожи. Теперь, вымытый, он казался спокойнее, но меньше напоминал себя.
Мокрые ключи блестели на свету. Мёрси коснулась металла, провела пальцами, как делала, когда они с Хартом лежали в кровати, а она укладывала голову ему на плечо, во впадинку, которая теперь, после смерти, казалась одновременно глубокой и хрупкой. «Мой Утыкательный Уголок», – подумала она невольно.
Навалилось такое горе, что она выронила шланг и разрыдалась, а холодная вода полилась на кеды и на штанину. Все еще рыдая, она выключила воду и вцепилась в стол.
В дверях появился папа. Он выглядел изможденно, но если бы понял, в каком она состоянии, то ворвался бы в мастерскую раньше и настоял бы, что позаботится о Харте сам, хотя больше всего на свете ему стоило хорошенько отоспаться.
– Все нормально? – спросил он.
Мёрси вытерла щеки.
– Да. Уронила шланг. Вот и все.
Он подошел, встал напротив, отделенный от нее трупом Харта, но смотрел он только на дочь.
– Ты как?
– Нормально.
– Могу чем-то помочь?
– Можешь пойти домой, познакомиться с внучкой и отдохнуть.
– Пойду, но хочу кое-что обсудить с тобой и капитаном Магуайр, когда она вернется.
– Куда она уехала?
– Рассказать семье. Они дружили.
– Рассказать Диане, – сказала Мёрси отцу, вспомнив, с какой теплотой Харт говорил о ней.
Леонард заскулил в конторе.
– Наверное, хочет гулять, – сказала Мёрси, чувствуя, как усталость гнетет душу. Было нелепо даже думать о таких повседневных делах, как выгул собаки, когда Харт умер, когда Харта не стало. Он нуждался в ее заботе, но сначала нужно было позаботиться о живых, и это ее раздражало.
– Я погуляю с ним, – сказал папа, но Леонард заскулил так громко и пронзительно, что она все равно вышла в контору. Пес пугливо метался взад-вперед. Мёрси хотела погладить его, но он отпрыгнул и залаял, хотя лаять было не на что. Она открыла дверь и попыталась выманить его наружу, но он не шел.
– Маршал Ральстон ему нравился, да? – тихо сказал папа.
Мёрси поняла, к чему он клонит. В горле встал комок. Она кивнула.
– Пойдем, Леонард, – позвала она и пошла к мастерской, к телу человека, которого больше не было в живых.
Пес пошел за ней, принюхиваясь по пути. Она усадила Леонарда рядом со столом и присела на корточки, поближе к нему.
– Его нет, – сказала она псу, поглаживая его по ушам. – Такие дела.
Леонард встал передними лапами на стол и понюхал тело, спихнув руку Харта, которая свесилась со стола. Обрубок хвоста завилял, потом замер. Он жалобно заскулил, и этот звук вторил ноющей боли в душе Мёрси. Ей хотелось зарыться лицом в короткую шерсть Леонарда, почувствовать щекой его тепло, услышать, как бьется под ребрами сердце, но он взвизгнул и выскочил из комнаты, оставив ее наедине с печалью.
Мёрси взяла руку Харта, чтобы вернуть ее на стол. Вместо этого переплела свои теплые пальцы с его, холодными и безжизненными. Жаль, слез не было – так она могла бы выплакаться и заняться всем, что нужно сделать. Но она держала Харта за холодную ладонь и заставляла себя смотреть в его избитое лицо, а слезы все не шли.
В дверь постучали, и Мёрси с досадой опустила голову.
– Да вы смеетесь. Пап, можешь открыть?
В ответ донесся запах папиной сигары с причала. Он, наверное, не слышал ни стука, ни ее просьбы.
– Зедди?
Ответа не последовало. Он, наверное, устроился с Пэном у нее в квартире, или они вовсе уехали домой. А значит, кроме нее, дверь открыть было некому. Она поцеловала ладонь Харта – хотя на это у нее не было никакого права, с уколом вины подумала она, – и опустила руку вдоль тела.
Когда она вышла в контору, ее встретила ругань
