Северный ветер - Александрия Уорвик
Спустя час после полудня, когда я развешиваю полосы полупрозрачной ткани над каминной полкой, двери в конце зала с грохотом распахиваются. Стонущий, воющий ветер вспарывает теплый воздух и гасит огонь, оставляя дым и воспоминание о свете.
Раздраженно поджимаю губы.
Сапоги Короля стужи с резким стуком проходятся по натертому полу, каждый шаг отчетливый, чеканный. Визита стоило ожидать. Я готовилась к нему все утро: что я скажу, что он сделает. В конце концов, я имею право тут находиться. Имею право привнести в свою жизнь капельку счастья.
– Что все это значит? – вопрошает король.
Я продолжаю прилаживать светло-голубую ткань, пока не остаюсь довольна результатом. Изящно и причудливо, как я и представляла. И только тогда я поворачиваюсь к Борею. Облегающие штаны, сапоги до колена, припорошенный снегом соболиный плащ. Кругляши золотистых пуговиц блестят все до единого, воротник расстегнут, открывая затененные впадинки ключиц.
– Ты бы уточнил, что именно, муж мой.
Он обводит широким жестом западную стену, многочисленные окна которой теперь избавлены от невыносимого гнета тяжеленной ткани.
– Что случилось со шторами?
Отступаю, чтобы полюбоваться своими трудами. Стекло отмыто настолько безупречно, что даже разум обманывает меня, будто там и вовсе нет никакого стекла, лишь открытые арки, откуда виден западный внутренний двор. Значительное улучшение по сравнению с былым унынием, как по мне.
Пожав плечами, я отворачиваюсь.
– Я их сожгла.
Вытаращив глаза, король сводит темные брови над колючим лазурным взглядом.
– Сожгла?
– Ага. – Прохожу мимо Борея, и запах кедра щекочет мне нос. – Это же не затруднение для нас, правда?
Он следует за мной по пятам и топает так возмутительно громко, что я вдвойне рада чистым полам: иначе пришлось бы продираться сквозь поднятые тучи пыли.
– Затруднение, – рычит король. – Ты уничтожила мою собственность!
– Да, ну… – снова пожимаю плечами. – Все равно уже поздно. И прекрати на меня лаять. Ты пугаешь слуг.
Упомянутые слуги, столпившись у избавленного от ткани стола, по локоть во всяческих ленточках, в тихом беспокойстве переводят взгляд с меня на короля и обратно. Тот удостаивает их мимолетным вниманием, затем опять устремляет на меня разъяренный взор.
– Я не….
– Ты да! – рявкаю я, выдергивая еще один рулон газа из стопки в углу. – Пугаешь. А еще мешаешь мне пройти.
Борей раздувает ноздри, но отступает в сторону. Я уверенно иду ко второму камину на противоположном конце зала. Абсолютно никто не удивляется, когда Борей топает следом, все еще полыхая от злости.
– Ты не будешь ничего устраивать без моего разрешения, – шипит король шепотом. Он так близко, что я спиной чувствую медленный жар его ярости. – Я тебе запрещаю.
У меня вырывается короткий, потрясенный смешок. Ох, ну и забавный же.
– Как я сказала, все равно уже поздно, – я оглядываюсь на Борея через плечо и сверкаю лучезарной улыбкой. – А теперь подержи.
Он пялится на ткань в своих руках так, будто вообще не понял, как она там вдруг очутилась.
– Уже поздно? – На виске Борея бьется жилка. – Объяснись!
Вот пристал.
– Все довольно просто, – невозмутимо заявляю я, вешая один край голубого газа над каминной полкой, как над первой. – Через три дня состоится праздник. Я пригласила Невмовор в надежде, что они станут нашими союзниками.
Придирчиво изучаю украшение. Левый край ткани нужно приподнять повыше, но мне туда не дотянуться.
– Союзниками? – недоверчиво переспрашивает король. – Невмовор?
– Борей, а ты можешь выровнять ткань?
Он хмурится, но просьбу выполняет. Когда он поднимает руки, плащ на его спине натягивается, вот-вот треснет. На ярком свету цвет волос короля кажется не совсем черным, а скорее темно-синим с фиолетовым отблеском.
– Они нам не союзники и не ровня.
– Это ты так думаешь.
– Я бог. Я знаю. Служить мне – их приговор. Таково их наказание. Они были глупыми смертными…
– Как я! – огрызаюсь, его негодование начинает меня раздражать. – Тебе пора перестать жить прошлым, Борей. Ты не будешь сидеть взаперти тут, в цитадели, до конца вечной жизни, потому что я отказываюсь так жить.
Он цепенеет, отворачиваясь, и у меня внутри вдруг разверзается пустота. Борей уже направляется к дверям, но я ловлю его за руку, останавливаю.
– Подожди, – впиваюсь пальцами в одеревеневшие в напряжении мышцы и вздыхаю: – Извини. Я поступила бестактно.
Я возложила на Борея вину за то, чего не понимаю, но все потому, что до сих пор не имею перед глазами четкой картины. Я ведь не требовала ответов, отчасти надеясь, что он даст мне их сам.
– Извинения от тебя? – произносит Борей спустя два удара сердца. – Настает конец света?
Вжимаю ногти в его запястье.
– Мерзавец, – бормочу я, а он фыркает, медленно расслабляясь.
Какое облегчение, что я не испортила момент окончательно.
Борей поворачивается. Я все еще держу его руку. Спустя мгновение разжимаю пальцы, смутно вспоминая, что где-то на фоне слуги продолжают заниматься украшением зала.
– Почему ты ненавидишь смертных так сильно? – тихо спрашиваю я.
– Бандиты, – точно так же тихо отвечает Борей.
Ну конечно.
– Я соболезную твоей потере. Не могу даже представить, как тебе тяжело. – Колеблюсь, затем решаю дожать. Все равно так или иначе мысль должна быть высказана вслух. – Знаю, наверняка не это ты хочешь услышать, но не все люди такие. Люди способны тебя удивить.
– Как ты?
Приподнимаю уголок губ в кривой усмешке. В последнее время я часто задаюсь вопросом, насколько бы другой была бы моя жизнь, если бы я смирилась с обстоятельствами. Если бы перестала бороться. Я борюсь, потому что иначе не умею, но я устала. Устала и вся изранена, но все-таки, кажется, потихоньку исцеляюсь. Потому что без бутылки в голове наконец прояснилось.
Я не сдаюсь. Просто… ставлю свою цель, необходимость вернуться в Эджвуд на паузу. Делаю иной выбор. Для себя.
Подаюсь ближе к Борею, поскольку следующие слова предназначены лишь для его ушей:
– Может, пришло время уйти из тьмы. И шагнуть к свету.
Король боится его, света. Знаю, что боится. А как иначе? Свет – мощная штука.
Когда мы стояли так близко в прошлый раз, нас окружали стеклянные стены оранжереи. Я открыла Борею свои слабости, и он меня не осудил. И он верит, что я отвечу взаимностью.
– Все не так плохо, – произношу я тихонько, – если ходить по свету не одному.
Голубые радужки становятся тоньше, черные сердцевины зрачков будто сочатся наружу, словно темная вода. Лицо жестокого короля, но теперь в нем не сплошные острые углы. В нем есть вкрапления нежности.
На кухне что-то грохает. Прочистив горло, я окидываю взглядом работу Борея.
– Все еще висит криво.
Я разворачиваюсь и ухожу к длинному столу, придвинутому к восточной стене. Это ведь не бегство, если шагать не спеша.
– Рен!
Орла и Тиамин, занятые плетением венков из сухих веток, испуганно подпрыгивают.
Северный ветер,
