Сбежать из Академии - Леока Хабарова

— Во всём Запределье!

Мы чокнулись, выпили и принялись за еду. Горячая лапша аппетитно воняла химозным крабом, батон пропитался маслом от шпрот, а яйца, сдобренные солью, оказались выше всяческих похвал.

Не ужин — сказка! Про котёнка мы тоже не забыли: зверь получил водичку и шпротинку. Вообще я не в курсе, едят ли обычные коты шпроты, но других вариантов просто не имелось: халва бы точно ему не понравилась. Хотя… как знать.

— Уже решил, как его назовёшь?

— Умгу, — кивнул Антон, закусывая яйцо бутербродом. — Олегом.

1 слова из песни ВИА Песняры «За полчаса до весны» 1976 года.

Глава 8

Работа не волк

— Кто не сдал? — рыкнула Мегера, глядя в отчёт. Она по-прежнему оставалась драконом, и ничего хорошего это не предвещало: никогда ещё шефиня не пребывала так долго в столь опасном облике. — Кто не выслал программы в срок? Ну же! Отвечай!

Я тяжело вздохнула. Мегера имела полное право гневаться: из шестисот шестидесяти шести рабочих программ готово было только сто семьдесят четыре. Причем пятьдесят оформлены через… в общем, с нарушением тактических нормативов. Эх… Сдавать коллег не хотелось вовсе, но я слишком хорошо знала, что будет, если упрусь: мне попросту поручат составление недостающих программ и сроки поставят такие, что ахнешь.

Помнится, в прошлый раз я писала программы по нумерологии, эзотерике и прикладной хиромантии. Кошмар кошмарский! Поэтому…

— Енисей Симарглович не сдал, — сказала, уставившись в пол. — У него с компьютером не ладится. Одоевская обещала сдать вчера, но так и не прислала и на звонки не отвечает. Наверное, опять в спячку впала. Злорада Церберовна основные выслала, а дополнительные курсы обещала к субботе, ну и вы… тоже не сдали.

— А новенький твой программы сдал?

Один момент в вопросе нехило выбесил.

— Он не мой, Мегера Душегубовна, — я вскинула голову и встретилась с драконицей взглядом. — Он общекафедральный.

Директриса фыркнула, выпустив из ноздрей облако пара.

— Пусть так, — сказала она и чуть повернулась, задев при этом книжный шкаф. Фолианты посыпались на пол с глухим грохотом. — Но программы должны быть сданы в срок. Всё остальное меня не волнует.

Я знала, что это неправда, но от комментариев воздержалась.

— Эх, ну вот что ты такая безмозглая? Ничего решить не можешь! — Драконьи зрачки сузились. — Позвони Добронравовой, пусть поможет Енисею Симаргловичу. Если начнет бузить и отказываться — направляй ко мне, я ей живо мозги вправлю. Программы Одоевской доведёшь до ума сама. И не смотри на меня так — там ничего сложного! Подумаешь, парапсихология. Погуглишь и напишешь. Нет ничего невозможного для человека с интеллектом! Мои, кстати, тоже сделай. Мне ими некогда заниматься — я руководство осуществляю. А этому своему метафизику перешли шаблоны и всё популярно разъясни. И чтобы завтра к девяти… нет, к восьми всё было сделано!

— Завтра воскресенье.

Драконица полыхнула огнём.

— Это твои личные проблемы. Иди, работай. И заодно собери всех на заседание к двенадцати. А ещё кофий мне подай. Холодный, но чтобы безо льда! И, кстати, — окликнула она, когда я уже взялась за дверную ручку. — На отпуск в июле можешь не рассчитывать — мне нужен свой человек в приёмной комиссии.

Я стиснула зубы до хруста. Кровь кипела в жилах, а глаза щипало от подступивших слёз, но я сдержалась. Нет. Не буду закатывать истерик. Мегера не увидит моей слабости. Никогда.

Мысли ввернулись к заветному, оформленному по всем правилам заявлению, которое дожидалось своего часа. Уволюсь. Непременно уволюсь. Вот получим лицензию, и сразу займусь.

По коридору я не шла — летела. Нет, каблуками не цокала. Это только в женских романах и фильмах секретарши на шпильках шкандыбюат. В реальности же нам столько приходится бегать, что мама не горюй: по этажам туда-сюда, между корпусами по тысяче раз за день. Так что ноги лучше беречь. Вот и мчалась я, лёгкой поступью, обутая в удобные белые полуботинки на шнурках. Такие наверняка бы одобрил Форест Гамп [1].

В двести тринадцатой поточной аудитории Енисей Симарглович громко и патетично вещал что-то на древнеарамейском. Я не знала древнеарамейского, но за годы работы научилась отличать его от латыни.

Енисей Симарглович вещал. Студенты спали.

Я аккуратно приоткрыла дверь и шёпотом сообщила магистру о совещании.

— А повестка? — тоже шёпотом спросил он.

Со стороны, наверное, казалось, будто мы боимся потревожить чуткий сон мирно сопящих адептов, ибо ответила я ещё тише:

— Рабочие программы.

— А-а-а… — протянул Енисей Симарглович, удостоил меня прощальным кивком и продолжил баюкать студентов.

В отличие от погружённой в сладкую дрёму двести тринадцатой, лаборатория жужжала, точно улей. За учительским столом, схватившись за голову, сидела Злорада Церберовна. Волосы её разлохматились, лицо побледнело. А вокруг плотным кольцом толпились зачарованные массовым приворотом студенты. Они тянули к ведьме зачётки и гудели: «поставьте автоматом, поставьте, поставьте…».

Видимо, Злорада почувствовала моё присутствие. Она вскинул голову, встретилась со мной мутным взглядом и прохрипела:

— Нина! Убей меня.

— Этого не потребуется, — радостно возвестила я. — Мегера собирает всех в двенадцать. Она и убьёт.

— Какая вдохновляющая новость, — буркнула ведьма. — А что за повестка?

— Проверка рабочих программ.

Добронравова снова уронила голову на руки, а под потолком лаборатории, гремя и сверкая молниями, заклубилась чёрная грозовая тучка. Она тут же принялась расти, как на дрожжах, угрожая заполнить собой всё пространство, и я поспешила ретироваться: не хватало ещё попасть под кислотный дождь чужой ярости.

Дверь следующего кабинета была распахнута, и я уже на подходе узнала голос лектора.

Антон…

— Рассуждая о корпускулярно-волновом дуализме, — громко и чётко диктовал он, — мы должны принимать во внимание классическую теорию полей. Посмотрите на доску.

До меня донёсся характерный стук мела.

— Видите? — снова стук. — И соответственно… — стук. — Отсюда следует… — стук.

Когда я добралась до аудитории, Антон успел исписать трёхсекционную доску мелким убористым почерком.

— Как видите, всё очевидно, — подытожил новобранец, с гордостью взирая на причудливую вязь формул и схем. Что именно там очевидного никто, кроме него, похоже, не понимал: на лицах студентов читался глубокий, как бездна Челленджера, культурный шок.

— Записывайте, пока я стираю, — выдал Антон и принялся орудовать тряпкой.

— ПОДОЖДИТЕ!!! — завопили адепты, и я поспешила спасти ситуацию.

— Антон Сергеевич, можно вас? — спросила, деликатно замерев на пороге.

— Да, конечно, — он отложил тряпку и отряхнул руки. И только выбравшись в коридор, вырубил режим учителя.

— Привет! Рад тебя видеть.

— Привет, — подобный стиль общения казался непривычным, но вполне себе приятным.

Мне нравилась открытость и доброжелательность новобранца, как нравилось и то, что в нашей дружбе он придерживался определённых границ: никаких подкатов и