Демонская кровь Маргариты - Ольга Александровна Ильина

Кстати, о проблемах: с одной из них я встретилась в лифте, и этой проблемой был Леша.

— Привет, красавица, — соблазнительно улыбнулся он. — Новый гардероб?

— Да, решила прибарахлиться, — смущенно кивнула я, все еще пребывая не в своей тарелке после вчерашнего. Вчера вообще все изменилось, и мое отношение к Леше, похоже, тоже.

— Мм-м, когда ты произносишь такие забавные слова, мне хочется тебя съесть.

— Ох, — выдохнула я и полушутливо-полувсерьез отодвинулась. — Тогда мне стоит держаться от тебя подальше.

— Нет, — заявил он, притягивая меня к себе. — Чем ближе, тем лучше.

Слава богу, поцеловать он меня не успел — двери лифта очень вовремя разъехались, и в кабину ввалился как всегда нетрезвый дядя Федя из девяностой квартиры вместе со своим ротвейлером Баксом.

Я, как его узрела, здорово струхнула. Этот большущий волкодав меня всегда на дух не переносил и облаивал. Но сегодня, к моему искреннему удивлению, волкодав не только на меня не тявкнул, он поджал уши и хвост, прижался к хозяину и мелко-мелко задрожал. Удивлению моему не было предела. Что это с ним? Собачья совесть, что ли, прорезалась?

Гадая над неразрешимой загадкой, я внимательно присмотрелась к странному песику и увидела нечто настораживающее — псина не просто смотрела, она на меня таращилась очень таким не собачьим взглядом.

Опаньки! А я и не знала, что дядя Федя наш подъездный алкоголик со стажем, на поводок посадил вовсе не собачку, а самого что ни на есть настоящего беса. Вопрос — почему и другие его тоже видят? И как поживает Бакс, если в его теле живет это? Интересно, а в других собак он вселяться умеет? А то мне бы не хотелось, чтобы чихуа-хуа моей соседки снизу — гламурной дивы Дианы — оказался тоже не совсем песиком.

Бес по имени Бакс, видимо, так меня перепугался, что напрудил лужу прямо на ботинки своего хозяина, тот, конечно, заругался, да и треснул псевдо-собачку по хребту. Леша, стоящий рядом, окаменел, а я чуть не рассмеялась. Зато бес от «ласки» хозяина совсем потерял концентрацию, и вместо удивленно-обиженной собачьей морды мы имели счастье лицезреть мохнатую рожу с пятачком вместо носа.

— Разве вас не учили, уважаемый, что животных бить нельзя? — холодно спросил Алексей.

— А? — дыхнул на нас дядя Федя стойким запахом перегара. — Да разве ж это животное? — искренне изумился он, глядя на свою «собачку». — Это ж бес.

— Бес? — заинтересовалась я.

— Ну да, приблудился, вот, теперь выгуливаю.

— А где же ваш Баксик?

— Так помер, полгода уже.

После неожиданного заявления дядя Федя всхлипнул и собрался поведать нам душещипательную историю об ужасной кончине своего любимца, но тут лифт спустился на первый этаж, и мы с Лешей первыми ринулись на выход. У подъезда рассмеялись, правда, по разным причинам.

— Ну и чудак этот дядя Федор. Совсем допился, раз верит, что в его мертвого пса бес вселился.

— Да, дядя Федя прямо сказочник, — поддакнула я и снова рассмеялась.

— Марго, я уезжаю, — неожиданно сказал Алексей.

— Когда? — удивленно спросила я. Он вроде бы никуда не собирался.

— Ночью. И я хочу, чтобы ты пришла ко мне сегодня попрощаться.

Судя по тому, как он на меня смотрел и как ласкал дыханием мою шею, одним прощанием дело точно не ограничится. И именно поэтому я не могла прийти.

— Надолго ты уезжаешь?

— На месяц. Вернусь тринадцатого февраля.

— А четырнадцатого День всех влюбленных, — припомнила я.

— Марго, я… ты мне очень нравишься, меня тянет к тебе, как магнитом. Я хочу тебя, хочу, чтобы ты голая ходила по моей квартире, спала в моей постели, жила со мной.

— Прямо как в песне, — снова сморозила глупость я. Но это от растерянности, наверное.

— Что?

— В песне группы «Градусы». «Мне нравится, когда ты голая в моей квартире ходишь, и это нравится мне», — процитировала я и мысленно себя обругала. Какая же я все-таки дура! Несу, бог знает, что. Мне тут почти в любви признаются, а я… — Прости. Но… мне кажется, мы слишком спешим.

— Да, я знаю.

— Мы едва знакомы.

— А мне кажется, я знаю тебя всю жизнь. Марго… приходи сегодня.

— Прости, но ко мне переезжает подруга. И я не могу ее бросить.

Какой же он понимающий, мой Леша. Другой бы на его месте обиделся, но он лишь улыбнулся и поцеловал меня.

— Мне нравится, что ты так любишь своих подруг, и я хотел бы, чтобы ты не меньше любила меня.

— Я люблю тебя больше, — вырвалось против воли у меня, а Алексей расплылся в победной улыбке, словно уже меня приручил.

— Это хорошо. Запомни то, что сказала. И когда я вернусь тринадцатого февраля, я хочу, чтобы ты сказала эту же фразу, но только без «больше».

— Я подумаю.

— Подумай, хорошенько подумай, Маргарита.

После этого меня обняли и поцеловали на виду у всего мира, у всех бабушек, тусующихся у окон, на глазах у Марины, на которую я когда-то вот также смотрела с болью и пониманием, что предмет моих девичьих грез целует другую, не меня. И только ее взгляд, вчерашнее видение, да еще очередной приступ боли в клейме значительно омрачили мое маленькое женское счастье.

И все же, когда он ушел, прошел мимо Марины, скользнув по ней полным равнодушия взглядом, я почувствовала облегчение. Может, мне как раз и нужен этот месяц, чтобы во всем разобраться и понять, наконец, чего же я на самом деле хочу.

— Ты думаешь, что нужна ему? — отвлек меня от раздумий злобный голос Марины. — Думаешь, что единственная для него во всем мире? Да, какое-то время так и будет. А потом он тебя бросит, выкинет, как ненужную, сломанную игрушку и найдет себе другую куклу.

— Насколько я помню, это ты его бросила, — напомнила я, немного задетая ее колючими словами. А она перевела на меня острый, уже давно пропитой взгляд, и так и не узнала.

— Да, дура была малолетняя. Думала, что красивое тело и мордаха, как у тебя, откроет мне все пути. А Леша, как про Зойку узнал, так заявил, что она не его, всучил мне деньги на аборт и вышвырнул пинком за дверь.

— Это неправда! — закипев от несправедливого обвинения, выкрикнула я. — Ты