В самом Сердце Стужи. Том V - Александр Якубович

Когда я вспомнил о том, что меня так тревожило, избавиться от этой мысли было уже невозможно. Слова господина Фарнира стали навязчивой идеей, которую я не мог игнорировать. Так что я сделал то, что советовал мне этот чудак.

Когда Марко сделал очередной широкий замах, чтобы попытаться дотянуться до моего плеча самым кончиком рапиры, я, вместо обычного отступления, сделал шаг вперед и принял его удар на свой клинок, метя под тонкую кольцевую гарду, которую я гипнотизировал взглядом уже несколько минут.

Оружие в моих руках едва ли не застонало от подобного варварского обращения — клинок рапиры был слишком острым и слабым для таких издевательств — но мой меч выдержал. В отличие от клинка Марко, который вроде бы принял удар, но через мгновение лезвие обломилось под корень где-то внутри рукояти, там, где находился тонкий хвостовик.

Мы поняли, что произошло, одновременно. Зарычав от отчаянья, Марко Фиано отпрыгнул назад, а после сделал последний выпад, пытаясь порезать меня лезвием, словно бритвой. Он понимал, что еще одно-два касания, и клинок рапиры, который теперь не удерживался внутри рукояти, просто вывалится из гарды, и на этом наш бой чести будет окончен, он проиграет.

Но и меня подобный исход не устраивал. Моя жена и дружина требовали трофей, и пусть я не смогу принести им голову кого-нибудь из семейства Фиано, я смогу взять кое-что еще ценное.

Я сделал шаг в сторону, позволяя своему противнику провалиться в глубокий выпад с вытянутой вперед рукой. Марко, который ожидал от меня обычных шагов назад, сейчас просчитался — за весь бой я сдвигался в сторону лишь несколько раз, обычно разрывая дистанцию так же, как ее разрывал со мной граф Фиано. И сейчас он посчитал, что я поступлю точно так же.

В этом была его ошибка.

Рука молодого аристократа вытянулась прямо передо мной, словно приглашая сделать удар.

И я его сделал, один точный, мощный удар остро заточенным клинком, прямо в локтевой сустав, который прорубить было легче всего. Это только в кино одним ударом меча сносят головы или отрубают руки или ноги. Человеческие кости слишком крепки, чтобы рубить их чем-то, кроме мясницкого топора. Ведь даже когда барон Фитц надругался над моими людьми, лишив их руки и глаза, его палачи действовали так же, как я сейчас поступал со старшим братом Эрен.

Отнимали руку в локте. Это гарантировало, что человек выживет после подобной травматической ампутации, если обеспечить ему базовый уход.

Как там говорил Арчибальд в моменты, когда трезвел во времена своего запоя? Калеке нигде нет места, ведь увечный без правой руки — это обуза и позор для своей семьи? Калека не может занимать посты и полноценно трудиться?

Теперь я делал тоже самое с Марко Фиано. Я лишал его не только чести — он потерял ее остатки в тот момент, когда его мерзкая рука, коснулась щеки Эрен. Сейчас я лишал его не только руки, которой он ударил мою жену, я лишал его статуса наследника рода Фиано. Ведь у него еще был младший брат, Антонио. Который в целости и сохранности сидел в столичном поместье Зильбеверов, и которого я калечить точно не собирался.

Отрубленная рука старшего сына графа Фиано рухнула на дерево помоста.

По залу суда прокатился сдвоенный, полный боли и отчаянья крик — одновременно взвыли и Марко, и его мать, Франческа. Зал же замер, пытаясь осознать что произошло.

— Приговор свершился! Бой окончен! — во всю глотку закричал судья Лануа.

Я посмотрел на скрючившуюся фигуру Марко Фиано, который пытался зажать левой ладонью кровоточащий обрубок. А после перевел взгляд на Эрен.

Я боялся, что она не поймет мою жестокость, не поймет мой замысел, но глаза моей жены сияли от гордости. Я выполнил наш уговор. В тот вечер она потребовала от меня трофей — и я его добыл. Как и обещал.

Глава 22

Эрен

Никто не скорбел о графе Фиано, никто не приносил соболезнования Франческе или искалеченному Марко, и даже если и делал это, то не публично, а в личной, едва слышимой беседе.

Все сейчас чествовали барона Гросса, который смог в суде отстоять не только свою правоту — оба приговора великого судьи Лануа были в пользу Гроссов и против Фиано — но сумел защитить честь как свою, так и честь государства. Поэтому когда судья Лануа остановил бой и объявил победителя, зал взорвался восторженными криками, а со всех сторон к помосту потянулись люди, чтобы лично поздравить молодого барона Гросса с победой.

И вроде бы не были мы в этот момент глубокими провинциалами, и Виктор, которого многие, я уверена, за глаза презрительно называли грязным наемником и головорезом, сейчас казался достойным земельным лордом.

Конечно же, в этом была заслуга не столько моего мужа, хоть он и проявил удивительную выдержку и провел оба боя безупречно, сколько заслуга лордов Кастфолдора. Граф Зильбевер демонстративно продолжал сидеть рядом со мной и своей бабушкой, не двигаясь с места, и лишь скупо улыбался мимо проходящим дворянам, госпожа Лотта вовсе недовольно окидывала мутным взглядом толпу, о чем-то старчески ворча себе под нос.

Так закончился суд, так закончился конфликт с моей прежней семьей.

— Думаю, мне стоит поблагодарить вдову Нардини за этот прекрасный день, — с достоинством сказала я графу, сидящему рядом.

Мои слова услышала и старуха Лотта, на что женщина только сипло рассмеялась.

— О да! Эта плутовка сослужила нам добрую службу! Но кто бы мог подумать, что все так обернется?

Я согласно кивнула матриарху Зильбеверов, после чего бросила внимательный взгляд на ее внука. Наши глаза встретились, и мужчина лишь чуть-чуть улыбнулся, самыми уголками губ, а после на мгновение прикрыл глаза. В этих легких жестах однозначно читалось простое и понятное: «не стоит благодарностей».

Да, человек, который бы мог подумать, что все обернется подобным образом, сидел рядом со мной. Я прожила слишком долго и видела слишком много дрязг и интриг, причем как между простолюдинами, так и между аристократами и даже храмовниками. И с высоты прожитых лет я четко понимала, какой огромный вклад в эту победу Виктора внес именно Фридрих Зильбевер.

Именно этот выходец из восточной аристократии, зажиточный лорд богатого и невероятно важного для половины государства надела разглядел возможность и применил свое влияние