Канарейка Великого князя - Ольга Геннадьевна Росса
Я подскочила с кровати и кинулась к окну. Небо уже светлело на востоке. Четырнадцатое декабря — день попытки государственного переворота, который закончится кровавым побоищем. И этот день пришёл! Я выскочила в коридор.
— Глаша! Вели карету запрягать! Я еду в Петербург! — крикнула я, зная точно, что горничная где-то рядом ждёт моего пробуждения.
— Хорошо, барышня! — донёсся голос снизу.
Я бросилась обратно в комнату и начала одеваться. Успеть бы только! Как собиралась, не помню, все мысли были о Петре. Его нужно срочно остановить, пока он не сотворил непоправимое!
Очнулась я уже в карете, которая тряслась по заснеженной дороге. Кажется, я наорала на кучера, велев ему ехать быстрее. Посмотрела через окно на небо — совсем рассвело. Войска, наверное, уже вышли на площадь.
— Только бы успеть, — шептала я, сжимая ладони у груди.
И когда впереди замаячил город, у меня появилась надежда — не зря ведь Высшие силы направили меня сюда. Возможно, как раз не для того, чтобы помочь декабристам, а, наоборот, помешать им устроить бойню.
На подъезде к Сенатской я поняла, что восстание началось. Карета не смогла проехать через толпы народа, мне пришлось выйти и пробираться к площади, где стоял памятник Петру Первому. Миновав строящийся Исаакиевский собор, я увидела того самого генерала на коне. Он держал шпагу, выставив её вперёд. Его громкий голос даже я услышала. Милорадович! Ещё живой! Я успела! Значит, Пётр где-то рядом с ним. И я начала пробираться сквозь толпу зевак в нужную сторону.
— Нет тут ни одного офицера, ни одного солдата! — генерал продолжал свою пламенную речь, обращаясь к мятежникам. — Тут мальчишки! Буяны, разбойники, мерзавцы, осрамившие русский мундир, военную честь!
Я торопилась как могла, ища глазами Петра. Где же он?
И вдруг увидела знакомую фигуру. Он стоял, слушая генерала, правая рука была скрыта под бортом пальто. Неужели пистолет прячет? Лицо Петра ничего не выражало, никаких эмоций. Он шагнул вперёд, выходя из толпы.
— Петя, нет! Не делай этого! — отчаянный крик вырвался из моей груди. — Прошу тебя! Ради меня!
Любимый остановился, тряхнул головой, словно сбрасывая наваждение, и начал озираться по сторонам, услышав мой голос.
— Петя! — толкалась я локтями, пробираясь к нему. Народ удивлённо разглядывал меня, но пропускал.
— Оля?! — Пётр всё же увидел меня и растерянно шагнул в мою сторону. — Ты что здесь делаешь?
— Я приехала к тебе! — остались последние метры, которые мы преодолели в одно мгновение. Пётр сгрёб меня в охапку, крепко сжимая.
— Зачем ты приехала? Ну зачем? — горячо шептал он. — Тут опасно, уходи, прошу тебя.
— Я уйду только с тобой! — замотала я головой, вцепившись в его плечи. — Не делай этого… прошу. Ты нужен мне и нашему малышу.
— Что? — опешил он, глядя в мои глаза.
— У меня появились первые признаки беременности, — шептала я, сдерживая слёзы. — Не оставляй меня. Я не смогу без тебя.
— Оленька, не плачь, — он взял мои щёки в ладони и поцелуем стёр выступившие слёзы. — Мы уйдём сейчас же.
— Только нужно проследить, чтобы генерал Милорадович договорил свою речь и убедил солдат покинуть площадь, — я кивнула в сторону офицера, который продолжал уговаривать солдат опомниться и не доводить дело до смертного греха. — Тогда они уйдут и не будет кровавой бойни.
Пётр задумался, развернулся в сторону генерала и тут вдруг резко выхватил пистолет из-за пазухи. Не успела я опомниться, как прозвучал выстрел!
Генерал даже вздрогнул; вместо него на землю упал подбирающийся к нему князь Оболенский, который сжимал в руках солдатское ружьё. Раненый князь сыпал проклятиями, но его быстро подхватили под руки и увели с площади.
Я обняла любимого, понимая, что он выстрелил в руку своего товарища, предотвратив убийство генерала.
— Пойдём отсюда, пока меня не схватили, — тихо проговорил Пётр, обняв меня за плечи. — Здесь небезопасно.
На этот раз я позволила любимому увести меня из гущи событий. А генерал Милорадович всё говорил и говорил, его голос раздавался громом по площади, лилась речь, внушая выступившим полкам, что следует вернуться в казармы.
— Да здравствует Милорадович! — выкрикнул кто-то из солдат. Его клич подхватили остальные, скандируя имя генерала.
— За императора Николая Павловича! — прокричал сам Милорадович, и войска его поддержали.
Мы вернулись в карету, на которой я приехала. Пётр обнял меня, и я наконец-то расслабилась, понимая, что успела. Слёзы тихо покатились по щекам.
— Ну что ты, не плачь, — ласково прошептал любимый, вытирая большим пальцем мои слёзы. — Прости, что заставил тебя беспокоиться.
Мне нужно было выплеснуть свои переживания, накопившиеся за последние дни. Потом расскажу Петру о сне, который помог мне вспомнить историю восстания.
Карета стояла на месте. Мы не уезжали — хотели убедиться, что солдаты уйдут. И когда полки строем стали покидать площадь, радости моей не было предела. Пушечные выстрелы так и не прозвучали, никто не погиб. Восстание сошло на нет. Милорадович всё же имеет большой вес среди офицеров и солдат, он смог уговорить их не делать того, что посрамит честь русского воина. Николай Павлович даже принял присягу от тех, кто только что пытался пойти против него.
— А ведь Трубецкой так и не пришёл на площадь, — вдруг произнёс Пётр, наблюдая в окошко, как солдаты маршируют по дороге. — Кондратий очень надеялся на него, ждал, что он поведёт войска за собой.
— Видимо, понял, что может оказаться на виселице, — вздохнула я.
— Якубович тоже отказался вести войска на штурм Зимнего дворца, — продолжал любимый рассказывать подробности. — Мне же готовили участь убийцы Николая Павловича, но я сразу отказался.
— Зачем ты вообще пришёл на площадь? — покачала я головой.
— Я дал слово, что буду там, и не мог бросить своих товарищей.
— Ты хотел убить Милорадовича, — с упрёком посмотрела я на любимого.
— Сам не знаю, что нашло на меня, — он сжал челюсти. — Кажется, кто-то подлил мне в питьё подчиняющего зелья, чтобы я послушно действовал. И даже знаю кто.
— Рылеев?
