Сферы влияния - Екатерина Сергеевна Коновалова (Гитман)
А потом снова надел свою добродушную маску. — Полагаю, — продолжил он, — что в ближайшее время нет… необходимости в вашем участии, Гермиона. Я дам вам знать, если дело сдвинется с мёртвой точки или если мне потребуется… специфическая помощь.
Гермиона кивнула и коротко заверила Майкрофта в своей готовности сделать всё необходимое для поимки Джима Брука. А потом аппарировала к себе домой — и вдруг кулем рухнула посреди спальни и разрыдалась.
Её колотила истерика — затяжная, как любая отложенная истерика, руки тряслись, из горла вырывались хриплые, надсадные всхлипы, она закусывала запястья, но не могла заставить себя успокоиться и в конце концов сдалась этому потоку.
Она не хотела этого, не хотела участвовать в этом, слышать об этом. Она желала бы стереть себе воспоминания о Бруке и о всём, что с ним связано, убрать себя из памяти братьев Холмсов. Хотелось, чтобы всего этого не было.
С губ сорвалось тихо: «Рон».
Столько лет прошло — она уже не помнила запаха его волос, его прикосновений и его редких признаний в любви. В душе жил мальчишка, с которым они добывали философский камень и сражались бок о бок в Министерстве Магии. И Гермиона хотела, чтобы так оно и было — чтобы была эта дружба, чтобы их по-прежнему было трое.
Гарри был рядом — но очень далеко. После смерти Рона они продолжали общаться. Гермиона стала крёстной матерью его старшего сына Джеймса (только никогда и никому не позволяла сокращать его имя до «Джима», настойчиво день за днём выстраивая в своём сознании ассоциативную цепочку: «Джеймс» означает «Джеймс Поттер», и никак иначе). Она часто бывала на их с Джинни семейных обедах. Но прежней дружбы, прежнего тепла уже не было, словно его забрал с собой солнечный, тёплый Рон.
Мысли путались, сознание меркло.
Но в тот момент, когда Гермиона стала надеяться на обморок, способный прервать раздирающую её душевную боль, посреди комнаты возникла серебристая пышногривая лошадь. Голосом Джинни она произнесла: — Гермиона, нужно с тобой серьёзно поговорить. Ты зайдёшь к нам вечером? — Да, — быстро сказала Гермиона, — ответ: «Да».
Лошадь понятливо кивнула крупной головой и выскочила в окно, а сердце Гермионы сжалось от неприятного предчувствия. Ей казалось, что спасительная тихая гавань, которую она нашла несколько лет назад, сдалась под натиском стихии, и утлое судно её жизни было выброшено в открытое бушующее море.
«Отлично, Грейнджер, — сказала она себе, — ты бредишь. Давай-ка, встряхнись». Мысленный приказ сработал, и она поднялась на ноги и поплелась в душ. Нужно было привести себя в порядок, поработать с материалами Нарциссы Малфой и начать собираться на обед к Поттерам — Джинни не стоит видеть ни синяков под глазами, ни красного носа.
Контрастный душ оказал спасительное действие, а последующая работа и вовсе заставила убрать в дальний ящик сознания все переживания и сомнения. Гермиона закончила составлять комплекс зелий и заклятий для Нарциссы, когда волшебный планировщик приятным мужским голосом сообщил о необходимости заканчивать работу. — Спасибо, милый, — отозвалась Гермиона с улыбкой, и ежедневник замолчал. Она погладила его по кожаной обложке и быстро переоделась в светлую мантию, тронула лицо лёгкими косметическими чарами и аппарировала в особняк на площади Гриммо, где так и остались Гарри и Джинни.
Тролльей ноги на входе уже не было, портрет миссис Блэк тоже отсутствовал: его убрали вместе со стеной, превратив узкий сумрачный коридор в приветливую прихожую. Гермиона едва переступила через порог, как едва не рухнула под двойным натиском: в неё с разбегу врезался сначала Джеймс, а следом — маленький Ал. — Гермиона! — выкрикнул Джеймс. — Ты бы видела, что я сделал. А Ал не смог. И не сможет — потому что он ещё маленький! — А вот и не маленький! — выкрикнул зло пятилетний Альбус. — А я сказал, что ма-аленький! — Джеймс хотел было показать брату язык, но вдруг понял, что не может произнести ни слова больше и вообще открыть рот. Перевёл на Гермиону большие обиженные глаза. — Финита, — сказала она, и Джеймс тут же спросил: — Как ты это сделала? — Если ты сойдёшь с моей мантии и извинишься перед Алом, я покажу, — сказала Гермиона и, дождавшись, пока мальчики помирятся, взяла обоих за руки и прошла с ними в столовую, чтобы тут же оказаться в объятиях Джинни. — Прекрасно выглядишь, дорогая! — сообщила та, на всякий случая окидывая сыновей грозным взглядом и заставляя обоих отчаянно покраснеть. — Хорошо, что ты пришла. — У тебя что-то случилось? — спросила Гермиона тихо, отпуская детей.
Джинни кинула быстрый взгляд в сторону и ответила: — Не здесь. После обеда, — а потом громко скомандовала: — Мыть руки и за стол, живо! — и уже Гермионе: — Гарри сейчас подойдёт, его задержали на операции.
Гермиона расположилась за столом и приготовилась к приятному обеду в компании самых близких (наверное, даже ближе родителей) людей. Но под ложечкой неприятно сосало: у Джинни произошло что-то серьёзное, иначе она не была бы так обеспокоена.
Глава пятая
Гарри присоединился к общему застолью уже после того, как Джинни подала десерт, быстро поцеловал её, потрепал по волосам сыновей и широко, радостно улыбнулся Гермионе. — Как твоё неотложное дело на весь вечер? — спросил он, сверкая зелёными глазами. — Неотложное… — Гермиона нахмурилась, а потом вспомнила свою давешнюю отговорку и быстро проговорила: — Ничего интересного, даже нет смысла обсуждать. — Что обсуждать? — тут же встрепенулся Джеймс. — Работу, — отрезала Джинни и поинтересовалась: — Джеймс, ты не разучился пользоваться часами? — Я понял, — тут же подскочил он, тыкая в плечо Ала, и они вдвоём исчезли из столовой: спорить с Джинни по поводу режима было бесполезно и даже опасно. — Так в чём дело? — спросила Гермиона, когда за детьми закрылась дверь. Джинни взмахнула палочкой, создавая завесу против подслушивания. — Мы взяли в Министерстве парня… — сказала она медленно, — с совершенно вычищенной памятью и одним единственным сообщением, которое он повторяет раз за разом. Его дело ведёт не Аврорат, так что у меня полномочий нет, а ДМП не хочет привлекать тебя или любого другого внештатного специалиста к расследованию.
Гермиона нахмурилась: — В таком случае, это меня не интересует. Я не стану гоняться за
