Волчья невеста - Марина Эльденберт

— Ты же это не всерьез, Ева, — сказал Лиам тихо, прерывая наше негласное молчание. — Всего лишь хочешь позлить нашего генерала.
«Наш» прозвучало как насмешка.
— Хочешь сказать, что я трусиха? — говорить с ножом у шеи было сложно. Я вообще старалась двигаться осторожно: выбирала устойчивые камни.
— Нет. Храбрости в тебе больше, чем в Дорсане. Но ты не из тех, кто убивает без необходимости. А собственное убийство тоже убийство.
— Тебе не приходило в голову, что я устала?
— Снова нет. Тогда бы ты просто сделала, как я тебя учил. Но ты здесь, жива и здорова, а значит, еще рассчитываешь на сказочное долго и счастливо.
— Разве это возможно с моей особенностью? — вырвалось у меня. В то, что Дорсан станет меня защищать, я не верила. В любой момент он захочет отнять нож, и в любом случае для меня это закончится трагедией: смертью или новым рабством. — Может, действительно решить все прямо сейчас?
— Не смей! — прорычал-прохрипел зверь. — Тебе всего лишь нужен сильный защитник.
— Предлагаешь себя? — я сказала это громче, чем должна была, и, конечно, меня услышала Ирина. Девушка оглянулась и остановилась.
— Ты решил предать моего дядю, Лиам? — спросила она так, чтобы услышали все, а эхо отбило звук ее голоса от каменных стен. — Метишь на его место?
Все остановились, и Дорсан в их числе, взглядом впиваясь в своего ручного зверя.
— Меня устраивает мое, — рыкнул Лиам.
— Тогда тебе нужно кое-что другое, — ядовито продолжила Рина и кивнула на меня. — Кое-кто другой. Ты тоже это чувствуешь? Ее привлекательность. Ее аромат.
— Чувствую, — не стал отнекиваться зверь, — с первого дня. Но, как видишь, это не помешало моей верности. Я отправил ее к альянсу.
— О чем сейчас жалеешь! — вышел вперед генерал. — Жалеешь, что себе не оставил.
— Я не привык ни о чем жалеть, — оскалился Лиам.
— Тогда убей девку, — приказал Дорсан.
Такого не ожидал никто: у меня оборвалось сердце, а все остальные застыли, глядя на генерала.
— Что? — поинтересовался Дорсан, кривясь в саркастичной улыбке. — Она уже сыграла свою роль — привела альянс в мою ловушку. Я все равно собирался оставить эту шлюху в лагере. Взял ее исключительно ради тебя.
Я сделала вдох и поняла, что он вполне может стать последним. В голове пронеслось, что все тщетно. Сейчас либо я ударю себя, либо Лиам сломает мне шею.
— Я не стану ее убивать, — прорычал зверь. — Она еще может пригодиться.
— Мне она больше не нужна!
У Лиама заиграли на лице желваки, а взгляд стал совершенно животным. Весь его образ мигом потек: вервольф перекидывался в волка.
Сейчас или никогда.
Сейчас или…
Лиам прыгнул, но не на меня, а через меня. Огромный зверь перелетел через мою голову, чтобы вцепиться в горло генералу. В ущелье раздался его нечеловеческий предсмертный крик. Стражи растерялись, пришли в ужас, а вот Рина — нет. Пока волк-гигант рвал на части ее дядю, она бросилась на меня.
Просто толкнула, и моя рука дрогнула. Я даже не почувствовала укола, только перед глазами вдруг начало темнеть, горло сдавило, будто в тисках, и по нему словно потекла горячая вода.
Слишком горячая.
Теодрик
Неизвестно сколько он балансировал между жизнью и смертью, да и Теодрику было все равно. Альфа то проваливался в небытие, то снова чувствовал боль. Именно та боль, острая и невыносимая, раз за разом возвращала его в мир живых. Это, а еще мысль о той, которая обрекла его на эту боль.
Ева обманула его, обвела вокруг пальца. Его, других альф, целый альянс. Обманула, отравила. Именно яд выжигал из него последние остатки разума. Если бы не боль и эта ненависть, Теодрик давно бы сошел с ума. Но он держался из последних сил. Цеплялся за этот мир, за собственную ярость и жажду отмщения. Теперь уже не только генералу Дорсану, а той, чем аромат въелся ему под кожу.
Он знал, что убьет девицу. Если выживет, если освободится, то отыщет ее и уничтожит на месте. Иначе утонет в ее ведьмовских глазах и передумает. А значит, погубит себя.
Возможно, ярость множилась в нем и множилась, и это сработало против его врагов, потому что в какой-то момент боли стало больше, а тумана в сознании наоборот меньше. Тело уже не ощущалось онемевшим, оно в принципе ощущалось. Боль коснулась сердца, будто кто-то сильный сдавил его в кулаке. Сдавил и попытался выдрать из груди.
Теодрик лишь однажды испытал такую боль. Когда погибла Лува.
Его истинная. Его семья.
Пережить это снова было сродни насмешке предков. Словно вернуться назад во времени. По-настоящему, а не в воспоминаниях, притупленных яростью, стертых давностью чувств.
Его скручивало от боли так, что Теодрик решил: это конец. Даже на мгновение в разум закралась надежда на то, что это действительно конец. Что его земной путь закончится. Но, когда волна боли отступила, вместо мира предков перед его глазами возник каменный потолок. И перекошенная, измазанная в крови морда волка, в котором Теодрик признал Дагольфа.
Памятуя о том, как они расстались в прошлый раз, Теодрик решил, что побратим пришел с ним разделаться, но волк лишь облизал клыки и отступил в сторону. Только тогда альфа оглядел все мутным взглядом: за Дагольфом тянулся кровавый след из тел стражников.
Будь они в человеческом обличии, Теодрик спросил бы о многом, но сейчас ему не хватило сил, чтобы перекинуться. А Дагольф тем временем боднул его и побежал в сторону одного из коридоров: мол, следуй за мной. Рыкнул, поторапливая.
Теодрик поднялся, но прошел лишь несколько шагов, прежде чем обратил внимание на закованные в кандалы лапы. Точно. Ему снился сон, что Ева приходила к нему, и эти цепи уберегли ее от того, чтобы его волк вгрызся в нежное девичье горло.
Дагольф зарычал снова, и Теодрик дернулся вперед, надрывая оковы. В прошлый раз он даже с трудом мог подняться, но сейчас сил и ярости в нем было больше: он сорвал одну цепь.





