Пшеничная вдова - Данила Скит

– Герда, сидеть. Тихо, – приказал ей Реборн. Та повиновалась.

Старейшина метался от домов к королевским особам и обратно, поэтому все время мешался под ногами. Солдаты грузили на плечи мешки и следовали за мужиками – отцами семейств, тем временем как остальные сгрудились вокруг Исбэль и Реборна и глазели на них через оцепление. Набилось человек двести, мамки качали детей, мужики чесали затылки. Исбэль была в Кричащих Сусликах всего пару раз, и некоторые успели ее подзабыть – густые леса и плодородные земли вокруг давали не много поводов для посещений. К тому же, здесь росло много грибов, кормивших местных почти круглый год.

Дети сосали леденцы. Исбэль таскала с собой ларец, который почти опустел за последние несколько лун – лакомство из тростникового сахара и сока восточных фруктов заставляли ребятню виться вокруг нее, не отлипая. Испуганные мамки, бывало, оттаскивали наглых отпрысков от королевы, но та всегда давала знак страже, чтобы они пропускали детей. И сейчас Исбэль нянькала на руках годовалую девчушку, у которой распустились белесые волоски на голове, делая ее похожей на большой одуванчик. Вот, блеснул леденец в руках, вот, девчушка с интересом взяла разноцветную игрушку и, не глядя, потянула ее в рот. Реборн наблюдал, как округляются глаза у девочки, стало похоже, будто она впервые увидела гуся. Девчушка вынула леденец изо рта и внимательно на него посмотрела, пуская слюни, а потом затолкала его обратно в рот. Исбэль сияла.

– Рррр… – осклабилась Герда.

– Герда, молчать! – рявкнул на нее Реборн.

Та затихла, но продолжала сидеть, напряженная и злая.

– А король-то не мужик! – послышалось из сельской толпы, а потом раздался одинокий хохот, – В штанах его червяк дохлый, слышали?! Даже не шевелится!

Настала гробовая тишина. Захныкал ребенок, высосавший леденец и хотевший еще. Подул резкий ветер, где-то хлопнули ставни раскрытых окон, послышалась отдаленная ругань солдат в каком-то из домов. Видимо, кто-то неудачно споткнулся.

– Кто это сказал?! – взревел Родрик Большеголовый – глава походной стражи и тут же врезался в толпу.

Навстречу ему селяне выплюнули невысокого помятого мужичка. Родрик схватил дурака за шкирку, протащил по грязи несколько метров и бросил прямо под ноги Реборну. Король не стал долго церемониться, взгляд его стал диким, зашуршал меч, вынимаемый из ножен. Благим матом заорала какая-то баба, перепуганные ее криком, заплакали дети, началась суета, толкотня и паника, только мужики стояли молча, кое-кто продолжал чесать затылки: чего галдеть, когда все хорошо и голосить да надрываться, когда уже плохо? Если б дело можно было решить ором, то и они бы надрывали глотки днями напролет, а так… Когда в воздухе блеснуло лезвие меча, наперерез Реборну кинулась Исбэль.

– Мой король, нет! Прошу, не оскверняйте благоденствие смертью! – закричала она так громко, что даже у Лютого заложило уши и тот разлепил глаза.

Девочка на руках Исбэль, казалось, даже не поняла, что происходит – королева зажмурилась и отвернулась, прикрыв ее собой. Реборн остановился.

– Увести ее, – крикнул он раздраженно, но стража уже оттаскивала Исбэль.

– Прошу! Дайте мне с ним поговорить, – молила она, а ребенок вдруг начал плакать, – Только два слова!

В глазах Исбэль было столько отчаянья, что Реборн произнес со сталью в голосе:

– Надеюсь, вы будете коротки, – и опустил меч.

Не помня себя, Исбэль всучила ребенка удивленному Родрику и поглядела на вывалянного в грязи мужика: мелкий, худой и с помятым лицом, видимо, никогда не знавшим трезвости. Он был грязен еще до того, как проехался по весенней распутице Кричащих Сусликов. Его подняли два стражника, небрежно тряхнув, будто надеясь очистить перед королевой, но грязь, конечно же, никуда не делась. Он оказался прямо перед Исбэль – в его глазах блеснуло понимание только в момент, когда он увидел меч у себя над головой.

– Где ты это услышал? – строго спросила у него Исбэль.

Мужик выгуливал глаза, не зная куда посмотреть, стража крепко схватила его челюсть и повернула в сторону Исбэль, по его телу шла дрожь, несвязный язык зашевелился во рту:

– Все… болтают…

– Все? – удивилась Исбэль, а потом повернула голову в сторону толпившихся селян.

Она оставила и испуганного мужика, и бешеного Реборна, и скалящуюся Герду, встала напротив людей и оглянула всех – справа налево, в глазах их появился страх.

– Вы думаете так же, как этот человек? – громко спросила она их, но в ответ получила только затравленное молчание. Бабы отгоняли хныкающую ребятню, кое-кто прятался за спинами более смелых, но их было так много, что начала пятиться вся толпа, – Значит, так вы отвечаете на мою любовь? Пшеничная вдова никогда не родит дитя, никогда не станет матерью! Так вы думаете?! Разносите гнусную клевету – в ней нет ни капли правды! Или королева знает менее, чем этот мужчина?! Отвечайте!

– Отвечайте, когда королева спрашивает! – взревел Родрик и вынул меч из ножен. Исбэль не двинулась с места.

Толпа вздрогнула, охнула. Вперед вывалился старейшина. Споткнувшись, он чуть не упал:

– Не слушайте его! Он пьяница и дурак! – тяжело дыша, выпалил он, на вид ему не исполнилось даже весен тридцать. На нем был серый кафтан и рубаха, подпоясанная вышитым кушаком. Старейшина, несмотря на возраст, был абсолютно сед, Исбэль не помнила, был ли он таков в начале их визита, – Тупица даже имени-то своего не помнит, жрет брагу, днями не просыхает, – выдохнул он.

– Да! Да! – начали ему поддакивать отовсюду, – Нагонит с лисичек бормотуху и хлещет без продыху! – тут подключились визгливые бабы, в воздухе затряслись кулаки, – Совсем ум растерял, скотина!

– Вы допустили, чтобы просочилась гадкая ложь. Оскорбила короля и королеву, осквернила этот день. В этом есть и ваша вина, – громко говорила Исбэль, а ее волосы начинали гореть, – Но я не хочу смерти в пшеничный день! Поэтому молю короля о пощаде. Молите и вы.

Реборн подошел ближе, и его взгляд был похож на заточенную сталь. Вот он – голос народа: уста дурака и пьяницы не знают страха, поэтому говорят только правду.

– Пощадите дурака! – крикнул старейшина, двинувшись вперед. Ноги его увязли в грязи, и он не удержал равновесие, запнулся ногу о ногу и полетел на короля.

Реборн встретил его размашистой оплеухой. Старейшина отлетел и уткнулся лицом в грязь. Послышались робкие смешки, очень быстро переросшие в откровенный хохот. Кажется, все мгновенно забыли, что только что намечалась казнь. Подняв лицо с налипшими комьями грязи и немного куриным пометом, деревенскому главе