Потерянная душа - Марина Ефиминюк

— Не то слово, — признался Ярослав и растер лицо ладонями. — Кажется, я начинаю верить в Бога.

— Я не хотела, чтобы тебя это все напугало…

— Оставь, все пустое. Я бешусь не по этому. — Он протянул руку. — Иди сюда.

Повторять два раза ему не пришлось — Настя послушно уселась на ковер рядышком с любимым, доверчиво прильнула к нему. Мужчина крепко прижал певицу к себе. Он осторожно поцеловал спутанные после сна волосы. Его дыхание пахло виски.

— Я тебе не верил.

— Я знаю, — усмехнулась Настя.

— Думал, что ты сходишь с ума.

— Я знаю.

— Прости меня за это, — пробормотал он.

— Не за что просить прощения, — отозвалась Настя и добавила, стараясь разрядить обстановку: — Она разбила мой любимый заварочный чайник!

— Я скверно чувствую себя за то, что испугался, но, черт возьми, увидеть ее было по-настоящему страшно! — признался Ярослав. — Мы найдем кого-нибудь, чтобы выгнать эту женщину. Обязательно, найдем.

Мужчина покрепче обнял Настасью, и певица не удержалась, незаметно улыбнулась. Они оба знали, что совершенно бессильны перед чем-то, что не подчинялось законам физики или химии.

Дни стояли теплые, солнечные. Природа стремительно пробуждалась от зимней спячки, а весна набирала силу. Мир преображался с каждый прожитым днем, превращался в царство зеленого цвета и травяных ароматов.

За окном Настиного автомобиля проплывали неприметные деревенские пейзажи: сырые поля, едва-едва оперившиеся деревья. Оставались позади невысокие домики, стоящие у дорог, пролески, засыпанные потемневшими от влаги листьями. Изредка у обочины, словно наседки, на складных стульях восседали дорожные торговцы, распродававшие извлеченные из подполов зимние запасы: картошку, прошлогодние яблоки, огромные пузатые тыквы.

Машина все дальше уносила Настю от большого города. Певица торопилась, жала на педаль газа, изредка посматривая в боковые зеркальца. Девушка побаивалась ехать самостоятельно, но оказалось, что напрасно волновалась — за рулем она чувствовала себя, как рыба в воде. Видимо, прежде Настасья любила погонять и не испытывала сложностей, свойственных неумелым ездокам.

В салоне играла тихая музыка, вкусно пахло фруктовыми карамельками, на приборной панели качал головой пятнистый игрушечный пес. Перед мысленным взором девушки всплыли события суматошного утра, приведшие ее к путешествию в соседнюю область.

Настя позвонила в родительский дом, как только заснул Ярослав, и, наверняка, испугала родительницу странным разговором.

— Настя, что-то случилось? — В голосе мамы прозвучали тревога и удивление, когда она спозаранку услышала в трубке голос младшей дочери.

— Все хорошо, — соврала она. — Как у вас дела?

— Что случилось? — напряженно повторила собеседница.

Наверное, родное сердце за версту чувствует ложь. Видимо, вместе с материнским инстинктом в женщине просыпается особенный талант в мельчайших жестах, в неслышных интонациях, в коротких вздохах распознавать, что ее ребенок страдает.

— Говори! — приказала матушка.

Настя замялась, боясь получить град вопросов. Она не хотела врать, но рассказать правду никогда бы не решилась. Мама достаточно наплакалась из-за того, что дочь не сумела ее вспомнить.

— Ты помнишь браслет, который отдала мне в больнице? — решившись, спросила Настя. — Тот… Красная нитка с лазуритом?

В ответ последовала тишина. Матушка молчала, только дышала в трубку. Вероятно, она тоже боялась услышать именно этот вопрос.

— Ты его не снимаешь? — Собеседница и не пыталась скрыть напряжения.

— Камень рассыпался, — призналась Настя, покосившись на запястье. Лазурит превратился в прах, но она по-прежнему носила красную нитку, казавшуюся тонким круговым порезом на бледной коже.

— Как рассыпался? — видимо, родительница оторопела.

— Сам собой… — Девушка помолчала. — Мама, скажи, кто тебе дал этот камень? Я хочу найти этого человека.

— Настя…

— Это важно! — отрезала она. — Он может быть причастен к страшным вещам! Откуда у тебя появился этот камень?

— Мне его дал колдун!

— Колдун? — недоверчиво переспросила дочь.

— Я знаю, что глупо это звучит, но ты лежала в больнице и не просыпалась! Вдруг доктор принес мне эти документы. Он спрашивал, буду ли я согласна отдать твои органы для трансплантации, когда тебя отключат от аппарата вентиляции легких! Он сказал, что это сейчас популярно! Благотворительность даже после смерти! Они уже считали тебя мертвой и хотели, чтобы я согласилась тебя убить! Я, мать, должна была подписать бумаги и отправить своего ребенка на тот свет!

Она зарыдала в трубку. Плотина прорвалась, тайна так сильно ее тяготила, что теперь разговор с дочерью, требующей ответов, превратился в очищающую исповедь.

— Мама… — только и пробормотала ошарашенная Настя. Она не понимала, что больше привело ее в замешательство: слезы сдержанной матери или тот факт, что милый профессор Айболит требовал с родственников разрешение на эвтаназию.

Вероятно, отведя трубку от уха, матушка перевела дыхание, высморкалась.

— И тогда я пошла к тому мальчику, — продолжила она, — к колдуну. О нем многое рассказывали, говорили, что он настоящий волшебник и может даже мертвого из могилы поднять. Он согласился помочь и дал мне этот браслет для тебя. Я посчитала его за шарлатана, но позвонила Катя и сказала, что ты проснулась.

Некоторое время они молчали, обе, как громом пораженные. В голове у Насти роились сотни мыслей, пока произошедшие события последних недель не стали смыкаться в ровную цепочку. Звено за звеном, коленце за коленцем. Появление в ее жизни колдуна многое объясняло: и преследование женщины из потустороннего мира, считающей, будто певица задолжала ей жизнь, и состояние комы из-за простых лекарств — ведь ведуны могут даже из банальных трав сварить яды. Разве не так?

— Я хочу с ним встретиться, — прервала долгую паузу девушка. — Ты мне можешь дать адрес?

— Конечно. — Мама продиктовала адрес, телефон, и когда говорить стало не о чем, неожиданно со слезами в голосе спросила: — Ты ведь когда-нибудь назовешь меня, как называла раньше — мамусей?

— Я должна идти, — уклончиво пробормотала Настасья, а потом тихо добавила: — мамуся…

Она написала Ярославу записку, оставила на автоответчике Катерины невразумительные уверения, что вечером обязательно приедет на запланированное интервью для центрального телеканала и отключила телефон, чтобы не пришлось объясняться лично. Теперь Настя гнала по трассе, надеясь уже сегодня получить ответы на вопросы и найти виновного в ужасах, происходящих в ее жизни.

Колдун жил в глухой деревне, выросшей возле разбитой, но некогда оживленной, дороги. Дом казался ничем не примечательным, стоял в шеренге похожих полуразвалившихся изб, разве что забор с калиткой были новыми, свежеокрашенными.

Ярко-желтая машина Насти привлекла внимание пьянчуг и местных собак. Первые сидели на лавке у допотопной колонки, куда деревенские с ведрами холодили за водой, и освистали водительницу, протаранившую днищем торчавшую из