Когда ангелы смеются - Ирина Игоревна Седова
– Тебе же руины уже надоели? – подколол девчонку Киллиан.
Та пожала плечами и профырчала свое обычное:
– Мы все равно будем проезжать мимо. Может, ты снова предлагаешь мне закрыть глаза и не смотреть?
Киллиан засмеялся. Он тоже не собирался закрывать глаза на то, мимо чего проносилась его машина. В Северной части Ирландии он никогда до этой поездки не был, и ему все там было интересно. Да что там «в Северной»! Дальше Лимерика колеса его машины очутились до этого один-единственный раз, когда он поехал встречать девчонку в дублинский аэропорт, и в тот момент это показалось Киллиану небывалым по дальности перемещением.
Но даже и тогда ему было не до разглядывания природы за окнами его транспортного средства. Перед ним была четкая цель, задача, которую надо было выполнить: встретить приглашенную им иностранку. А когда встреча не состоялась, то разочарование было столь горьким, что поглотило его без остатка и ничего кроме асфальта перед машиной он увидеть был не способен.. Какое уж тут удовольствие или любование?
Но сейчас Киллиан имел свободу ото всех задач мира. Он был в отпуске. Он мог не думать – за него это делала его спутница. Он мог расслабился и просто пассивно вбирать в себя впечатления, которыми одаривали его мелькавшие мимо ландшафты. Он вбирал и невольно сравнивал и природу по обе стороны дороги, и города, и людей.
Но если природа была практически одинакова с его Динглом: такие же горы, такие же разрезанные стенами из необработанных камней на отдельные клочки участки земли, то от Дерри не только девчонка, но и он ожидал многого.
Прочитав во время остановки в каком-то придорожном кафе его историю, Киллиан ожидал увидеть город, в котором почти 20 лет ирландцы боролись за право исповедовать собственную религию и быть независимыми. Это был город, где английское население 450 лет жило за прочной высокой стеной, где оно боялось того народа, которым взялось управлять. Он хотел увидеть и необычную архитектуру, и изогнутый пешеходный мост длиной 235 метров. Он желал увидеть его сам лично и посмотреть, каким воспримет город-борец девчонка-туристка.
А та восприняла… нормально, в общем.
Тем более что в Дерри они попали днем: даже городская ратуша еще не была закрыта для посетителей, и первым делом они побывали там.
Зашли они и в музей, посвященный жертвам Кровавого воскресенья 1972 года, когда власти велели солдатам стрелять по мирным демонстрантам, вышедшим протестовать против дискриминации католического большинства. Дня, в который было убито 13 безвинных граждан, среди которых было шестеро детей и один священник.
«1000 с лишним лет тому назад в Шотландии было уничтожено целое племя, – подумал Киллиан хмуро. – А тут всего 13, а шума-то…»
Но девчонка была впечатлена. Что она и попыталась ему растолковать.
– С этого началось открытое противостояние между местными и англичанами, – были ее слова. – Люди не могли замириться 20 лет.
– Замириться? – Киллиан разозлился. – Ты считаешь, что быть столетиями под прессом – это так и надо?
– Почему же под прессом? – не поняла она. – Разве и католики и протестанты не были равны?
– Равны? – зло сощурился Киллиан. – Ты называешь равенством, когда на 80 % населения приходится одна церковь, а на оставшиеся 20 % – несколько? Или когда женщины-католики работают на фабрике за нищенскую плату, их мужчины без работные, а протестанты сидят в офисах и жируют, перебирая бумажки?
– Ну, когда это было-то! Сейчас все иначе, и ты сам прекрасно понимаешь, что нельзя жить ненавистью. Пойдем скорее отсюда, если это на тебя так действует.
– Тебе хорошо говорить, – буркнул Киллиан, выходя на улицу. – У вас в России…
– У нас в России много чего было за нашу историю, - перебила его девчонка сердито. – в 1905 году тоже было воскресенье, которое назвали Кровавым. И там не 13 человек погибло, а больше 1000, и причиной были вовсе не разногласия в религиозных вопросах, в то, что некоторые лица мечтали свергнуть царя и стремились прийти к власти на крови рабочих.
– То есть как-то? – не понял Киллиан.
– А так это. Рабочим сказали, что они идут просить царя заступиться за них перед хозяевами заводов, которые снизили заработную плату до предела, в результате чего рабочие голодали и жили в невыносимых условиях. А на самом деле в петиции, которую нес священник Гапон, содержались политические требования, выполнение которых сделало бы власть царя фиктивной и поставило бы у власти тех самых капиталистов, против которых выступали рабочие.
– То есть рабочих обманули?
– Ага. Причем демонстрации устроили не только на Дворцовой площади, но на всех близлежащих улицах. И все эти толпы двигались к царскому дворцу. Перед этим рабочих убедили, что солдаты в них стрелять не станут, и поэтому пока в них не начали палить, они продолжали иди, не внимая предупреждениям.
– Жуть!
– Это еще не все. После этого этот самый священник Гапон (кстати, как только раздались первые выстрелы, он удрал с площади, бросив вверившихся ему людей) на митинге на следующий день призвал работников военных заводов напасть на склады с оружием и пойти скидывать царя. А потом преспокойно выехал за границу, где и жил на средства неизвестных спонсоров.
– И это стало началом революции?
– Вовсе нет. С той ситуацией царю удалось справиться. Рабочим разъяснили, что они были обмануты, православная церковь тоже подключилась. В общем, народ удалось убедить, что беспорядки в Петербурге были организованы врагами России, которые хотели вызвать беспорядки внутри страны и ослабить российскую армию. А настоящая революция произошла лишь через 12 лет, причем тихо и без стрельбы. Воспользовавшись тем, что шла Первая Мировая война, и царь был на фронте, к нему явился представитель от Сената и предложил подписать отречение от престола.
– И царь подписал?
– А куда он мог деться? Ему сказали, что если откажется, то убьют его жену и детей. А так всего лишь отправят в ссылку всей семьей.
– И он поверил?
– Естественно. Без необходимости у нас в России правителей никогда не убивали. Если, конечно, они потом не пытались поднять кипишь.
Слова «кипишь» Киллиан не знал, девчонка произнесла его по-русски,
