Госпожа аптекарша или как выжить в Германии XVII века - Людмила Вовченко
Йоханн, седой, но всё такой же прямой, теперь управлял лавкой. Он не позволил никому снять её имя с вывески:
Apothekerin Greta Braun
Ему часто снился тот день, когда она впервые вошла сюда — растерянная, в чужом платье, с глазами учёного и руками женщины, которая привыкла действовать.
С тех пор город, мир, даже он сам — стали другими.Теперь сюда приезжали аптекари из других земель — из Гамбурга, из Лейпцига, даже из дальнего Амстердама. Они просили показать «метод Браун», а Йоханн каждый раз говорил одно и то же:
— Не метод. Привычка добра.Иногда он садился за старый стол, где стояла та самая книга «Живых». Страницы пожелтели, но на последней всё ещё виднелись слова её рукой:
«Всё получилось.»
Он клал ладонь на эти слова, как на сердце.
И тогда в лавке становилось тихо — будто воздух слушал. ---На Пасху он поднялся на холм. Трава была свежая, небо — как полотно, на котором можно писать светом.
На камне у подножия стоял глиняный кувшин, в нём — ветка розмарина. Йоханн поставил рядом буханку хлеба.— Вот, — сказал он тихо. — Твой рецепт работает. Вкусно, как жизнь.
Он сел на траву, посмотрел на город. Внизу гудела жизнь — смех, детский визг, звон молотков, собачий лай. Всё — живое.
И вдруг подумал: вот ведь ирония — женщина из другого века научила их быть людьми в своём.Он закрыл глаза и почти услышал её голос — лёгкий, уверенный, немного насмешливый:
«Не забудь вымыть руки перед обедом, алхимик.»
Йоханн улыбнулся.
— Да, фрау аптекарша. Как же без этого.Он встал, обернулся в сторону ветра.
И показалось — из-за поворота донёсся слабый запах мыла и хлеба. Значит, рядом. ---II. Фогель
Десять лет спустя.
Бамберг. Новый госпиталь. На стене в коридоре висит табличка, вырезанная из светлого дерева:
Regeln der Greta Braun — Правила Греты Браун.
Фогель стоял перед ней, в руках — посох, в сердце — то самое тёплое спокойствие, которого добиваются не молитвой, а делом.
Он прошёл путь от скептика до верующего — не в богов, а в руки, которые моют других, а не себя оправдывают.— Знаете, — сказал он молодому лекарю, — я ведь видел, как это начиналось.
— Правда? Это же легенда! — Легенда — это то, что лгут красиво. А она просто жила правильно.Фогель улыбнулся и пошёл по коридору, где пахло хмелем и свежей известкой. У выхода он обернулся — и увидел, как молодая сестра аккуратно поправляет таз с водой у двери.
Он кивнул. Всё на месте.На улице был вечер. Река текла спокойно, звёзды зажигались одна за другой, как свечи.
Он вдохнул прохладный воздух, и ему почудилось, будто где-то далеко, над холмами Линдхайма, звенит тот самый домашний колокол, ровно, уверенно, чисто.Фогель тихо произнёс:
— Смех — лучший антисептик. И улыбнулся. ---Так закончилась история, начавшаяся с ошибки лабораторного взрыва и превратившаяся в легенду о чистых руках.
Никто теперь не помнил, кто была Ирина Разумовская. Но в каждой аптеке, где пахло мылом, хлебом и розмарином, где над дверью висел таз и свеча с коротким фитилём, она всё ещё жила.И, может быть, именно этим и измеряется вечность.
Не годами. А следом чистоты, что остаётся после тебя.Конец
