Суккуб для наследника - Екатерина Александровна Оленева

— Спасибо за поддержку, — с нарочитой благодарностью поклонился Фэйро.

Он опустил руки в карманы и процедил в сторону брата:

— Продолжай предаваться воспоминаниям. Ты нанял мне проститутку по своему вкусу и у меня с ней ничего не вышло…

— Ага! Как не вышло и со второй, и третьей, и даже с четвёртой. Что оставалось делать? Оплаченные услуги не оказаны! Пришлось пользоваться самому.

— Ты ж наш мачо!

— Ну, я, конечно, управился. Но с тех пор всё думаю — тебе вообще нравятся девушки?

— А если и нет, то что? — шёлковым голосом, в который была завёрнута сталь, спросил Фэйро. — Отстанешь, наконец, от меня с этим?

— Конечно, нет! Ни за что. Я не сдамся. Я стану, раз за разом, обращать тебя в правильную веру! — с пафосом декламировал Дианджелло. — Перетаскивать на правильную сторону истории.

— Ты конченный придурок, — обречённо вздохнул Фэйро.

— Докажи, что я ошибаюсь. Поцелуй… да вот, хоть её.

— Совсем рехнулся, братец?

— Давай! Поцелуй! Ну, же? — подначивал Дианджело. — Покажи, на что ты способен? Хотя бы раз?

Николь с души воротило от этих игр. Ну, ладно. Играть — так играть. Главное, не заиграться.

Она не стала сопротивляться, когда Фэйро зло притянул её к себе и поцеловал. Грубо.

На вкус его поцелуй был тёмным, горячим и злым. Николь не чувствовала в нём страсти — лишь желание крошить, кромсать и ломать. Безвкусная пустота. Душа его плутает где-то там, в темноте. Ярится, потому что не может отыскать дорогу к свету.

Всё живое хочет жить и любить и исключений не бывает. И Фэйро хотел. Хотел чувствовать, как все, но боялся, что не сможет. Он ненавидел этот мир. И прежде всего ненавидел своего брата, которого в глубине души винил за случившиеся с ним метаморфозы. Винил небезосновательно — кто-то перестарался с насмешками и купленной за деньги любовью.

Энергия в Фэйро была подобной запертый в подземелье змее. Уроборос, постоянной кусающий себя за хвост, вместо того, чтобы ползти по древу жизни вверх. Его сексуальная энергия поднималась, достигала определённой точки, а потом, раз за разом скользила вниз, падая в тёмные потоки бессознательного. В те глубины преисподней, что есть в каждой душе, но куда даже сам хозяин старается не заглядывать.

Чёрный змей… чёрная гладкая чешуя… сила… мощь… тьма…

Николь потянулась к нему, пытаясь коснуться гладкого, горячего бока. Тянулась, маня к себе — вызывая вверх. И почувствовала, как содрогаются недра подземелья. Ощутила, как гибкое змеиное тело оплетает её, сжимая в смертельных кольцах. Это было сладко и приятно.

Вспомнив, кто она и где находится, Николь в ужасе отпрянула, боясь, что в те несколько мгновений, которые она прибывала на иной стороне, могло произойти непоправимое.

Или — совсем неприличное!

Но все, слава богу, обошлось. Она не рыжая. И все одеты. Из неприличного — только недвусмысленно натянувшаяся ткань на брюках Фэйро.

Дианджело присвистнул:

— Ого, братец! Похоже, насчёт того, что тебе не нравятся девушки, я ошибся. Придётся взять свои слова обратно. Да у тебя стояк с Техас.

— Заткнись, или я всё-таки сверну тебе шею, — пообещал Фэйро.

— Придурок, — процедил он сквозь зубы, перед тем, как развернуться и уйти.

— Он всегда всё драматизирует, — хмыкнул Дианджело.

— Зачем ты это делаешь⁈ — набросилась на него Николь. — Ты что, не понимаешь, что играешь с огнём⁈ Твой брат, как перетянутая струна, вот-вот порвётся, а тебе — смешно⁈

Усмешка сошла с лица Дианджело:

— Я пытаюсь помочь ему, как умею.

— Помочь⁈ Высмеивая? Нанося удары по самым больным местам? Весьма странный метод!

— Человек должен принимать самого себя. Да, мой брат — гей. Ну, и что тут такого⁈ Мы же не в пещерный век живём? Сейчас до подобных вещей никому нет дела. Но он зачем-то мучается, грызёт самого себя. Его проблемы в том, что он не может принять и смириться.

— Скажи, у твоего брата были подобные проблемы до того вечера?

— Что?.. Ты о чём?

— Я о том дерьме, которые ты, якобы, пытаешься разгрести. С ним до твоего участия оно случалось?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Хочу сказать, что всё началось с твоей дурацкой подачи. Это ты посеял в нём сомнения в его собственной идентификации. Не обязательно всем лишаться девственности в шестнадцать, в восемнадцать и даже — в двадцать пять лет! Секс имеет смысл только тогда, когда занимаешь им, когда сам хочешь, а не потому, чтобы кому-то что-то доказать. Все люди разные. Кому-то, как тебе, всё равно, с кем сношаться! А кому-то для этого нужны чувства. Доверие к партнёру. Нежность. Не побоюсь этого слово, которое обесценили — любовь. И это не только женщин касается. Есть и мужчина, которые не пьют из общего стакана и не посещают общественных туалетов. Не потому, что они ущербны, а потому, что более совершенны. Ты же уродуешь его своими насмешками! Неужели ты этого не понимаешь?

— Ты меня винишь в его ориентации?

— А что не так с его ориентацией? Я что-то ничего такого не заметила.

— Ладно, — кивнул Дианджело. — Я опять во всём виноват. Пусть так! Я полное гавно, подонок, торчок и совратил собственного брата в придачу. А как насчёт тебя, ангелочек? Крылышки не осыпались? Нимб голову не жмёт? Выглядишь белой и пушистой овечкой, а ведёшь себя, как бывалая шлюха. Даже у Фэйро пригорело.

— Давай уточним: ты меня сейчас оскорбляешь или комплимент мне делаешь?

Дианджело неожиданно искренне улыбнулся:

— А чёрт его знает. Но в ближайшее время точно скучно не будет. Весёленькое дело — l'amour pour trois.

Глава 10

Ночь, луна, бугенвиллеи

Солнце палило нещадно. Планета, словно взбесившись, раскалялась до красна. День ото дня делалось всё жарче. Мир превращался в пекло, будто в Аду образовался проход, и Преисподняя потихоньку переливалась в наш мир. Земля покрывалась трещинами. Листья на деревьях выгорали. И всюду носилась мелкая, рыжая, противная пыль.

Даже вечером жара не отпускала. От разогревшихся за день камней парило, как из печи. Кондиционеры «сопливились», работая на износ. И аппетита за ужином ни у кого не было.

Николь сонно ковырялась в тарелке, прислушиваясь к звучавшим голосам.

— Как себя чувствуешь, племянник?

— Благодарствую, дядя Карлос, за заботу обо мне, любимом — хорошо, — склонил в шутовском поклоне голову Дианджело.

Он потянулся к кувшину со сладким домашним вином, в котором таяли кусочки льда, заставляя стекло потеть:

— Ну, и жарища! Благодаря ей хочется выпить всё, что только можно и, желательно — залпом.