Жена янтарного князя - Полина Атлант

Я облегченно выдохнула, руки задрожали, и слезы навернулись на глаза. Кто бы знал, как сильно я переживала!

За ним, усталые, но, слава богам, невредимые, въезжали его личные дружинники-северяне. Один из охранников волок за собой связанного человека в лохмотьях, с окровавленным лицом. Когда конь остановился, пленник рухнул на колени, издавая громкий стон боли.

Я побежала по ступеням навстречу супругу.

— Слава богам, ты вернулся! — воскликнула я.

Ингольф спрыгнул с коня и обнял меня одной рукой.

— И кое-что привез, — кивнул он в сторону пленника. — Этот человек следил за тобой на рынке в день твоего несчастного случая.

Бандита подтащили ближе. Он зашипел от боли, его лицо исказила гримаса злобы.

— Он бормочет что-то… — доложил один из дружинников.

— Не трогать его! Дать воды и хлеба! — скомандовал Ингольф. — Он нужен нам живым. Завтра с утра отправимся к старосте.

Я смотрела на пленного, и ледяной ужас пронзал меня. В его взгляде не было ни капли раскаяния — лишь злоба. И что-то смутно знакомое мерещилось в его чертах, будто я уже видела его — на рынке, в толпе, или когда-то у кого-то в доме…

— Кто он? — меня передёрнуло.

— Один из лесных разбойников. Он все знает о нападении на наш обоз. Но пока не признается кто его нанял, — Ингольф взглянул на меня, обнял за плечи и повел в дом.

— Признается, или его казнят!

Супруг скинул на лавку тяжелый плащ.

— У него был нож с рукояткой из молочного янтаря. Искусно сделанной. Похоже, что из нашей мастерской.

Молочный янтарь… Все снова сводилось к нему. Я выпрямилась.

— Хватит домыслов! Завтра все узнаем.

Ингольф кивнул и направился в покои.

— Я поговорил с Альваром. Он не верит, что его жена может быть замешана. Но он дал мне слово, что завтра с Антониной они явятся на тинг.

Я задвинула за Ингольфом тяжелую штору, чтобы служанки не слышали нашего разговора.

— А староста Земовит что сказал?

— Обещал прийти с Алицией, но вел себя настороженно. Ему не нравятся мои подозрения, что его дочь может быть причастна к покушению на тебя. Говорит, она недавно родила, и сейчас ей не до того! — Ингольф сбросил одежду и накинул банное полотенце.

Я кивнула, радуясь этим важным сведениям. Правда должна всплыть наружу.

— Но ведь это случилось до того, как она родила!

— Именно!

Супруг поцеловал меня и ушел в баню, а я тут же распорядилась накрыть на стол. Затем попросила служанку вынести бочонок эля для дружинников и тушеную телятину, которую приготовили к их возвращению.

Когда мы сели ужинать, я пыталась завести разговор, сменить тему.

— Как дела на полях? — рассеянно проговорила я, ковыряясь в мясном рагу, выискивая в тарелке рубленную морковь и пастернаки.

— Превосходно, дорогая! — Ингольф одарил меня довольной улыбкой. — У нашей Анники оказались поистине золотые руки, мои старички-работники от нее в полном восторге!

Я натянуто улыбнулась в ответ, отпивая тягучее молоко из кубка, чувствуя, как внутри поднимается волна легкой ревности.

— Вот и славно, я рада, дорогой, что ты нашел для девицы подходящее занятие! — промолвила я, стараясь скрыть дрожь в голосе, вызванную не столько радостью за служанку, сколько раздражением от самого упоминания ее имени.

Допив молоко, я поставила кубок на стол, облизав губы и ощущая сладкое послевкусие теплого козьего молока с медом.

— Милый, а когда ты отпустишь мою работницу? Мне нужны ее умелые руки для завершения заказа.

— Если она так тебе необходима, то завтра же распоряжусь отправить ее домой, — Ингольф отодвинул пустую чашку и потянулся за своим любимым кубком.

Откинувшись на мягкую спинку кресла, я произнесла:

— Буду тебе премного благодарна!

В этот момент служанка подошла с кувшином и, одарив меня искренней улыбкой, наполнила мой кубок свежей порцией душистого молока с медом.

Ингольф удивленно вскинул брови.

— Сегодня ужинаешь без любимого теплого эля?

— Не положено мне, мой милый, пока что… — загадочно улыбнулась я, глядя ему прямо в глаза.

На мгновение лицо Ингольфа застыло в недоумении, затем он прищурился и серьезно посмотрел на меня, словно пытаясь разгадать скрытый смысл моих слов.

— Неужто?!.

Прилив сил и радости от выпитого молока и предвкушения скорой радостной вести переполнял меня.

— Да, любимый. У нас будет ребенок!

В одно мгновение Ингольф вскочил с кресла и, подхватив меня на руки, крепко поцеловал в губы.

— Я люблю тебя, свет очей моих, пойдем в постельку! — прошептал муж.

В его глазах вспыхнул огонек нежности и широкая, искренняя улыбка расцвела на его лице. Он начал безудержно осыпать мое лицо поцелуями, которые пробуждали во мне ответную бурю чувств.

Глава 24

Утро выдалось на редкость серым. Подкрепившись плотным завтраком, мы с Ингольфом, не торопясь, выдвинулись в дорогу. После последних дождей поля и луга покрылись плотной зеленью.

Земовит и Альвар сдержали слово. Возле оврага стояли Антонина и Алиция. Сцепив руки, словно ища поддержки у друг друга, они одарили меня злобными, пронизывающими взглядами. Алиция, казалось, уже была готова разыграть пьесу, стояла, заливаясь слезами, и жаловалась сочувствующей Антонине.

— Доброе утро, мои милые подруженьки! — поприветствовала я их, поглаживая живот и сияя улыбкой.

В ответ не последовало никакого дружелюбного приветствия. Ничего другого я и не ожидала. С Ингольфом мы вошли в круг. Я окинула взглядом место, где местные обычно вершили свой суд, ожидая увидеть толпу посторонних. Но, кроме нас, связанного бандита и седобородого жреца, восседавшего на бревне, посторонних не было.

Ингольф и Альвар обменялись приветственным рукопожатием. Между северянами чувствовалась такая крепкая дружба, что казалось невозможным, чтобы это собрание посеяло между ними раздор. Они отошли в сторону, к жрецу, что-то недолго обсуждали на своем языке, после чего вновь пожали друг другу руки.

Я внутренне напряглась, когда староста Земовит выступил вперед. Сейчас он, несомненно, попытается склонить Ингольфа на свою сторону.

— Я решил призвать нашего верховного жреца и провести это собрание негласно, скажем так… как личную беседу. В конце концов, это наше семейное дело, касающееся наших женщин, разве нет?

Ингольф шумно выдохнул, напряжение прорезало каждую черту его лица.

— Ладно! Семейная беседа — так семейная! — скрестив руки