Обнаженная для генерала - Татьяна Озерова

Но вместе с тем мне нужно её доверие. Чтобы смотрела без страха. Чтобы тянулась ко мне.

Мне нужна была её… любовь?

При этой мысли я замер с занесенным тренировочным мечом, словно получив удар в грудь.

Сердце колотилось уже не от нагрузки, а от чего-то другого, острого и незнакомого.

Я поднял голову, глядя в ночное небо, усеянное звездами. Рэналф, ты что, снова полюбил? Ты, запретивший себе все чувства навсегда?

Мысль прозвучала в голове с такой ясностью, что я едва не выронил оружие.

Это было похоже на шок от внезапного ранения. Мысль ослепляющая. Оглушающая.

Я с силой тряхнул головой, пытаясь отогнать эту немыслимую идею.

Нет. Это просто желание. Сильное, всепоглощающее, но всего лишь желание.

Бездна, она моя жена! И она нуждается в моей защите. Я должен ее защищать. Обучать.

Я с силой вонзил клинок в землю и выпрямился, проводя рукой по мокрому от пота лицу.

Нет. Это не может быть правдой. Это просто одержимость. Новизна. Желание обладать тем, что принадлежит тебе по праву. Не более того.

Ярость почти отступила, оставив после себя странную, непривычную пустоту и… ясность.

Стоя посреди растоптанной земли в предрассветной тишине, я принял решение.

С Неярой я буду действовать иначе. Не как хищник, рвущий добычу. А как… наставник. Муж, бездна раздери!

Я буду терпелив. Сдержан. Я научу её контролировать её дар, научу её не бояться себя. И… меня.

Главное, не пугать мою нежную красавицу больше.

Я стоял посреди утоптанной земли, с телом, ноющим от усталости, но с умом, наконец-то холодным и ясным. Контроль был возвращен. Ценой изнеможения, но возвращен.

Сейчас надо спать. Чтобы быть готовым к тому, что принесет день. Готовым встретиться с ней. С моей женой. И теперь действовать правильно.

Глава 22. Завтрак

Этой ночью спала я плохо.

Утро застало меня в огромной, незнакомой спальне, отделанной в изысканных изумрудных тонах.

Тяжелый балдахин кровати отбрасывал таинственные тени, а сквозь высокие окна, обрамленные парчовыми шторами, лился холодный солнечный свет.

Я провела беспокойную ночь, ворочаясь на шелках просторной кровати, прислушиваясь к каждому шороху за дверью, к отдаленным шагам в коридоре, к биению собственного сердца.

Надеялась, что Рэналф придёт, поговорит со мной, помолчит рядом, отругает за новый вихрь, сделает что угодно. Только бы не быть одной в этой роскошной клетке.

Но он не пришёл. И магия моя, к моему удивлению, оставалась спокойной, будто усмирённая самим этим пространством.

Тихая служанка с седыми волосами, убранными в строгий пучок, помогла мне одеться в простое, но невероятно мягкое платье из тонкой шерсти цвета утреннего неба. Одно из многих, что в несметном количестве заполнили гардеробную.

Она была молчалива, движения её были выверены и точны, а услужливость лишена какого-либо подобострастия, что выдавало в ней выучку высшего класса. Впрочем, я и не могла представить себе иное у генерала Рэналфа.

Спускаясь по широкой, покрытой бордовым ковром мраморной лестнице, я отчётливо ощущала на себе взгляды слуг, замерших в нишах и дверных проёмах. Взгляды почтительные, но исподволь изучающие. Я решила об этом не думать. Им придётся ко мне привыкнуть.

В солнечной гостиной, одна из стен которой представляла собой сплошное стеклянное полотно, выходившее в ухоженный сад с фонтаном, был накрыт изящный столик для двоих. И генерал уже был там.

Рэналф сидел, откинувшись на спинку стула, и изучал развернутый на столе пергамент с какими-то чертежами.

Он отложил его в сторону и поднял на меня взгляд. Он выглядел собранным, отдохнувшим и абсолютно невозмутимым, будто вчерашнего инцидента со взорвавшейся люстрой и разгромленной гостиной просто не существовало в природе.

На нём был тёмный, строгий камзол без лишних украшений, подчёркивавший мощную ширину его плеч и создававший образ делового, невозмутимого человека.

— Нея, — произнёс он, поднимаясь, и его низкий голос прозвучал вежливо и ровно, без единой эмоциональной ноты. — Садись.

Его пристальный, тяжёлый взгляд скользнул по мне, быстрый и оценивающий. Я молча кивнула, опускаясь на стул напротив, ощущая, как спина сама собой выпрямляется под этим взглядом.

Он сам придвинул мне стул, и вернулся на своё место.

Между нами был не просто широкий стол, уставленный фарфором и серебром, а целая пропасть невысказанного напряжения.

Слуга в белых перчатках бесшумно подошёл и налил мне в тонкую фарфоровую чашку ароматного чая. Пар поднялся к лицу, пахнущий бергамотом и чем-то цветочным, но не смог прогнать внутренний холод.

Рэналф вернулся к своему блокноту, и это молчаливое погружение в работу делало его ещё более недосягаемым.

Я отломила кусочек тёплого, только что испечённого хлеба с хрустящей корочкой, но не могла заставить себя его съесть. Одиночество и ощущение полной оторванности от всего мира сдавили меня.

Ведь я была здесь, в нескольких шагах от него, но чувствовала себя невидимой, прозрачной, словно призрак за этим столом.

— Сегодня мы начнём твои тренировки, — сказал Рэналф, откладывая блокнот. — Твой дар представляет опасность. В первую очередь, для тебя самой. Его необходимо взять под контроль. Как можно скорее.

Его янтарные глаза, холодные и ясные, оценивающе рассматривали меня.

— Я готова, — прошептала я, с трудом выдавливая из себя слова, чувствуя, как под его взглядом по спине пробегают мурашки.

Его взгляд скользнул по моему лицу, будто проверяя уровень моей готовности, а затем опустился к моим рукам, сжимающим салфетку.

— Прекрасно, — он отпил глоток чёрного кофе из своей массивной чашки. — Мой день сегодня полностью твой. Начнём после завтрака.

Меня кольнуло обидой от того, что вчерашний день… И тут же отмела эту мысль.

Вчерашний день прошёл. Я должна его поскорее забыть и стараться жить дальше.

Мы снова погрузились в тягостное, давящее молчание, нарушаемое лишь тихим звоном серебряных приборов.

Еда — воздушные омлеты с трюфелями, идеальные круассаны, свежие ягоды — была восхитительна. Но я едва заставила себя съесть больше, чем несколько вежливых кусочков, ощущая его молчаливое присутствие как физическое давление.

Я отчаянно искала хоть какую-то точку опоры в этом ледяном спокойствии, хоть что-то, что помогло бы мне понять этого загадочного, пугающего человека, ставшего моим мужем.

И тогда я, повинуясь внезапному импульсу, позволила себе то, чего никогда раньше не делала сознательно.

Я слегка приоткрыла свои магические чувства, тонкий внутренний радар, всегда сканировавший пространство, и направила его на него.

И ахнула про себя. От него исходило ровное, мощное, как гранитная скала, сияние его собственной магии — сдержанной, плотной и находящейся под абсолютным контролем.

Но под этим монолитным