Потерянная душа - Марина Ефиминюк
— Хорошие манеры, Настасья, ты тоже забыла? — раздался в тишине ворчливый голос, и от неожиданности гостья вздрогнула.
Опираясь на трость, рядом стоял сухопарый старик с осунувшимся лицом и гармошкой глубоких морщин на лбу. Он подошел так тихо, словно тень, что напугал девушку. Ярко-голубые, совсем молодые глаза, цвет которых от деда унаследовали сестры Соловей, блестели сердито.
— Поленилась зайти, чтобы поздороваться с дедом? — требовательно вопросил он.
— Привет, дедуль. — Она не помнила, как должно приветствовать старого гордеца, а обнять его — не решилась, потому что узнала только благодаря семейной фотографии, стоявшей в ее квартире на полке рядом с музыкальными наградами.
Дед обижено поджал губы. Не произнеся ни слова, он развернулся и, прихрамывая, направился в кабинет. Настя проводила родственника беспомощным взглядом и почувствовала раскаянье, когда он подчеркнуто аккуратно закрыл за собой дверь.
Из кухни появился отец, среднего роста, немного сутулый от постоянного сидения за письменным столом. Определенно, в доме тестя он чувствовал себя гостем, а потому старался оставаться незаметным, чтобы не побеспокоить семейного тирана.
— К деду уже заходила? — спросил он, подойдя к дочери.
— Мы столкнулись в коридоре.
Со вздохом папа покосился на закрытую дверь в кабинет, потом приобнял дочь за плечи.
— Вы с ним очень похожи.
— Мизантропы, склонные к интроверсии? — с иронией уточнила Настя.
— Упрямцы, — шутливо ткнув пальцем в лоб дочери, с улыбкой поправил отец.
Девушка разглядывала его худое лицо с глубокой «галкой» между бровей, седину, запутавшуюся в светлых волосах, бугорок родинки на кончике носа. Лицо отца, навещавшего ее в больнице, она запомнила смутно — действовали лекарства. Прежде чем рассудок у дочери прояснился окончательно, он вернулся к деду — здоровье старика было отвратительным, и оставлять главу семейства одного надолго уже боялись.
Вдруг перед мысленным взором вспыхнул четкий образ щеточки усов под пухлой верхней губой отца.
— Пап, а ты носил усы? — прищурилась певица, примеряя к отцу образ усатого господина.
— Никогда.
Настя растерялась. Порой тени прошлого ее путали и сбивали с толка.
— Странно. Я была уверена, что носил…
— Если хочешь, мы полистаем семейные фотоальбомы. Может, тебе удастся что-то вспомнить? — предложил отец.
Они расположились за круглым столом в столовой, смежной с кухней, где рядом с плитой суетилась мама. История семьи начиналась с многочисленных черно-белых фотографий деда, окруженного целыми выводками учеников. Все старые снимки казались жутковатыми — глаза малышей выглядели мертвыми и неподвижными, только дедовские выходили живыми, словно над ними было не властно время.
На свадебных снимках родители выглядели слезливыми и разочарованными в жизни. Вероятно, следуя моде, мама и папа старательно строили серьезно-одухотворенный вид, отчего чудилось, будто оба собирались разрыдаться от какого-то, только им ведомого, горя.
— Смотри, это ты! — посмеиваясь, папа придвинул Катерине младенческие снимки, лежавшие между серых страниц альбома. Старшая сестра походила на сморчок — сморщенная, натужно кричащая, с торчащим на макушке прозрачным пушком.
— Кто-нибудь знает, что случилось в нашей семье одиннадцатого января восемьдесят четвертого года? — нарочито небрежным тоном спросила Настя у родных, листая фотоальбом.
История с заевшим электронным замком получила неожиданный финал. Оказалось, что, меняя пароль, вместо собственного дня рождения хозяйка ввела в память устройства незнакомую комбинацию цифр. Она предполагала, что подсознательно выбрала какую-то значительную дату из прошлой жизни.
— В этот день родилась я! — в голосе старшей сестры зазвенела радость. — Ты вспомнила?
Настя начинала ненавидеть этот паршивый вопрос.
— В некотором роде. Я меняла пароль на замке и поставила эту дату. — Она неуютно поерзала на жестком стуле и небрежно пожала плечами: — Игры подсознания.
— Ты поменяла пароль на замке? — недоверчиво переспросила Катерина, вперив в сестру обвинительный взгляд. — Зачем?
— Мне надоело, что мой дом похож на проходной двор. Старый пароль даже Артемий знал! — огрызнулась певица. — Это нормально, когда хозяин хочет, чтобы гости стучались, прежде чем войти.
— Судя по всему, предполагалось, что я тоже должна стучаться?
Настя пожала губы, не собираясь вступать в бессмысленную полемику, и вернулась к изучению семейной истории. Она машинально перевернула страницу, и сердце споткнулось. С фотографии на нее смотрело знакомое лицо брюнетки с темными глазами, которое снова и снова, раз за разом, появлялась в зеркалах. Правда, незнакомка на снимке была гораздо моложе, чем женщина, отнимавшая у Настасьи отражение.
— Ее лицо мне кажется очень знакомым. Кто это? — резко спросила певица, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Эту девушку зовут Кира Краснова, — быстро переглянувшись со старшей дочерью, пояснил отец. — Когда ты была ребенком, она спасала тебя — вытащила из-подо льда зимой. Ты всегда говорила, что осталась с нами только благодаря Кире.
По спине у певицы побежали мурашки. Она услышала свой голос точно бы со стороны:
— А где она теперь?
— Мы не знаем, — ответила за всех мама, появившаяся из кухни, стоило разговору затронуть болезненную семейную тайну. — Мы потеряли с ней связь.
— В любом случае, надеюсь, что у нее все отлично! — с излишней веселостью резюмировала Катерина в бесполезной попытке вернуть непринужденную обстановку.
— Я тоже, — пробормотала Настя, решительно захлопывая альбом. От старых страниц в воздух чихнуло пылью.
Подчиняясь старой привычке деда, ужин проходил ровно в девять часов вечера, хотя в обычной жизни в такое время Настасья даже к холодильнику не приближалась. Глава семьи появился к накрытому столу, когда в кабинете прозвучал скрипучий бой старинных часов, эхом разнесшийся по квартире. С непроницаемым лицом старик уселся на свое привычное место, пристроил трость. Казалось, что он принес в столовую грозовое облако.
Хмурое настроение главы семьи, казалось, передалось домашним, а потому родственники ели в молчании, прерываемым лишь мелкими просьбами да звоном столовых приборов. Натянутая атмосфера совершенно отбивала аппетит.
Из приоткрытого окна в комнату струился запах сожженных трав: сладковато — сухой соломы и горько — полыни, точно кто-то запалил костер прямо под окнами дома. От навязчивого аромата у Настасьи заныла голова.
— Я решила взять перерыв в работе, — тихо произнесла она, отчего-то глядя на деда. Не поднимая глаз от тарелки, тот нехорошо усмехнулся.
— Решение не окончательное, мы не разговаривали на эту тему с Артемием, — поспешила вставить Катерина.
Родители переглянулись.
— Это правильно, — согласилась мама. — После болезни тебе стоит хорошенько отдохнуть, а потом с новыми силами…
— Я не планирую возвращаться на сцену, — стараясь говорить спокойно, вымолвила она, скрестившись взглядом с сестрой. От запаха полыни стреляло в висках, к
