Воля владыки. У твоих ног - Рия Радовская
Но истощенной она не выглядела. Так почему?
Асир тоже ел и наблюдал, вопросы могли подождать, хотя спросить хотелось. Не только о голоде вполне благополучной анхи, но и о том, другом мире. Опасное желание, но, как и все опасное, оно притягивало Асира. Он думал об этом и раньше, до того, как принял право наследника и взвалил на себя титул владыки вместе со всей Имхарой. Потом стало не до размышлений о мире, который то ли был, то ли не был, то ли выжил, то ли нет.
Оказалось — выжил и даже ушел в развитии гораздо дальше, чем его собственный. Асир хорошо помнил свои глупые мечты. Однажды он лично откроет путь, а дальше… дальше было многое. Он мечтал о завоеваниях, стремительной разгромной войне, порабощении. Сейчас все это казалось смехотворной глупостью. Детской придурью. Потому что любая всеобщая война могла оказаться такой же гибельной, как та, что привела к Великому Краху, а могла и вовсе не оставить от двух миров ничего. Нет, Асир уже не хотел быть завоевателем, зато хотел узнать больше. О политике и науке, о том, плохо или хорошо живется народу в мире, которого он никогда не увидит. Есть ли там летающие машины, о которых любили разглагольствовать двинутые писаки, какие корабли плавают по морю — под парусами или на топливе. Он хотел узнать, что видит здесь Лин и нравится ли ей то, что она видит. Сравнить и понять, насколько далеко разошлись две половины мира, бывшего когда-то целым.
Сгущались сумерки, пустели блюда, показывали дно стеклянные кувшины с вином. Время текло неторопливо, позволяя забыть о делах и предаться воспоминаниям, мечтам и размышлениям. И тишина была спокойной, ленивой, жаль было нарушать ее разговорами. Лин ела плов, заворачивала в тонкий, полупрозрачный лаваш сочное мясо и с каждым съеденным куском расслаблялась. Тревога и напряжение сменялись сытым довольством. Асир ждал. Отметил, что Лин почти не пьет, но зачем-то делает вид — смачивает губы. Что ей понравились пирожки и не понравился белый плов, хотя взятую порцию доела до последнего рисового зернышка. Что она подставляет ладонь, откусывая от мяса в лаваше, чтобы сок не брызнул на одежду.
Когда Лин, сыто вздохнув, откинулась на спинку дивана, Асир обмыл жирные пальцы, допил вино и спросил:
— Кофе, чай, десерт или фрукты?
Лин с силой растерла лицо ладонями.
— Кофе. Крепкий, сладкий. Иначе засну. Спасибо. Легче стало.
— Мне тоже кофе, как обычно, без десертов. — Внучка Шукри, поклонившись, убежала, и Асир спросил: — Давно не спала?
На этот раз Лин ответила откровенно, не пытаясь умалчивать и вилять:
— Вы же слышали, что тот дебил орал: «неделю найти не могли». Не то чтобы вовсе не спала, но трущобы есть трущобы, не расслабишься. А последние двое суток пришлось пасти… одного, другого… — она помотала головой: — Да, не спала. Там заснешь — можно и не проснуться. А кончилось тем, что кто-то из них тем временем выследил меня. Обидно.
— Понимаю. — На самом деле Асир не слишком хорошо понимал. В первую очередь, как вообще благополучной анхе позволили таскаться по трущобам, выслеживать преступника, не спать ночами, недоедать. Ее запросто могли убить. Она могла подвернуться под руку изголодавшимся кродахам. Кто-то же должен был за ней присматривать? Хотя какой может быть присмотр на ответственном задании? Да, она могла прыгать по отвесным стенам не хуже обезьяны, владела оружием, не выглядела изнеженной и, похоже, привыкла ко всякого рода трудностям. Но она была анхой, такое нельзя просто не принять в расчет. Пора возвращаться во дворец, иначе до второго опознания она может не дотянуть, отключится по пути. Но сначала… — Так ты ответишь на мой вопрос или будешь молчать, как шпион под пытками?
— Какой вопрос? — Лин снова растерла лицо. — А, да. Простите. Я… — она замолчала, пожала плечами, выдохнула резко, совсем как в казармах перед тем, как начать допрос. — Попала сюда и не смогу вернуться, вот и все. Мне кажется, этого достаточно для любого «происходит».
— Достаточно. Но ты чего-то не договариваешь. Ты еще не знала, что пути назад нет, тогда чего настолько сильно испугалась? Я бы решил, что меня, но, во-первых, не было причины, а во-вторых, когда я касаюсь тебя, ты испытываешь что угодно, но не страх.
В саду давно зажгли фонари, лицо Лин под рассеянным желтым светом выглядело осунувшимся, измученным и таким напряженным, будто тут решался даже не вопрос жизни и смерти, а что-то гораздо более важное. А потом она нервно вскинула подбородок, сжимая челюсти. Глаза блестели, и сейчас в них не было страха — только решимость и безысходность.
— Уже знала. Вы говорили, что не разрешите проверить, да я и сама сразу поняла — даже если есть путь, не отпустите, нельзя отпустить. Не дура ведь. Кто отпустил бы? А здесь… Я просто представила, что со мной станет. Чем все кончится. Чем будет занята моя жизнь. В кого я превращусь. Потеряю себя. Это страшно. Очень.
Она говорила все быстрее, рваными, неловкими фразами, даже, кажется, дрожала, и вдруг — мотнула головой, треснула кулаками по столу и замолчала. Опустила голову. Сказала:
— Ненавижу быть слабой. В бездну истерики, я в порядке. Пока еще в полном порядке.
— И в кого же ты превратишься? — Асир подался вперед, почуяв за всей этой сумятицей мыслей и слов настоящую правду — именно она отдавала болью и той самой паникой, которая так удивила в казармах.
— В анху, — зло бросила Лин. — В скулящую течную анху. В ничтожество!
Глава 6
Всю дорогу до дворца Лин молчала. Она и жалела о приступе откровенности, и радовалась, что высказала все прямо: так было легче, чем держать в себе. Чувствовала изучающий взгляд, от которого хотелось сжаться, и прикрывала глаза, отгораживаясь и от этого взгляда, тяжелого и жаркого, и от собственных взбунтовавшихся эмоций. Впереди ждет работа, нужно быть в форме.
Что такое трущобные анхи, Лин знала прекрасно. Лучше, чем хотелось бы. Могла бы и сама такой стать,
