Абитуриентка. Студентка - Роман Абдуллов

— Еще снег кругом, мама, овощи не могут быть свежими. И зачем ты так много заказала?

— Что, я не могу уже побаловать собственного сына? — лиа Одетта уязвленно поджала губы.

— Можешь, конечно. Но тогда не жалуйся, что тебе не хватает денег.

Мать сверкнула глазами, но промолчала. А когда он доел салат и приступил к мясу, сказала:

— Не хотелось бы, чтобы земли, в которые Луций столько вложил, опустели. Может, попробуешь написать деду, попросить прощения…

— И денег? — раскусил Маркус материнский маневр.

— И денег, — легко отозвалась та и, отправив в рот ложку супа, прислушалась к ощущениям: — Чего-то не хватает, тебе не кажется?

— Да, здесь не принято класть в еду много специй… Я не стану писать деду.

— Как хочешь, — с той же подозрительной легкостью вновь согласилась мать. — Но тогда женись.

Сочный кусок мяса застрял в горле, будто сухая деревяшка. С трудом протолкнув его, Маркус уставился на мать:

— Что⁈

Лиа Одетта безмятежно посмотрела в ответ:

— Сам подумай — женишься, станешь полноправным ван Сатором, и все проблемы испарятся.

— Но мне всего двадцать три!

— С половиной.

— Да хоть с тремя четвертями! Я пока не готов обременять себя женой.

— По-твоему, я для Луция была бременем? Нежеланной обузой, необходимой только для получения денег?

В голосе матери зазвенела обида, и Маркус смутился:

— Нет, конечно… Но можно же еще подождать.

— Несомненно! И свадьба может подождать, и я могу подождать… Подумаешь, через полтора года буду выглядеть на свой возраст, подумаешь, все отвернутся от нищей вдовы преступника…

— Отец — не преступник, — угрюмо возразил Маркус.

— Разумеется, нет. Но все его таковым считают. И продолжат считать, если я буду вести жизнь затворницы. Все решат, что я стыжусь показываться в обществе и лишь утвердятся в своем убеждении… Маркус, послушай, — мать пальцами прикоснулась к его до хруста сжатому кулаку. — Нам нельзя сейчас закрываться ото всех. Наоборот, надо устраивать приемы, надо блистать и улыбаться. Надо, чтобы все видели — мы по-прежнему ван Саторы! И то, что один из нас оступился, ничего не меняет. Понимаешь?

— Ты же сама недавно говорила, что он опозорил семью.

— Прости, мне не следовало… Я просто хотела побольнее уколоть дию Селену.

— Бабушка, вообще-то, потеряла сына.

— Не сердись, Маркус. У меня тоже горе, и иногда эмоции берут верх. Хочется, чтобы всем было так же больно, как мне.

Мать украдкой вытерла уголки глаз. Маркус мысленно согласился с ней: порой и ему хотелось, чтобы окружающие страдали.

Он потыкал вилкой в кусочки на тарелке. Мягкие, поджаристые, ароматные… Жаль, аппетита нет. Впрочем, ест же он похлебку в академии. Отвратительную, зато бесплатную.

А мать, похоже, вызвала его только ради разговора о деньгах. Не очень-то приятно, но хотя бы никакого нового несчастья.

— Я так понял, ты прибыла в Альтию утром? — нарушил он затянувшееся молчание. — Чем занималась до полудня?

— Прошлась по магазинам. — Лиа Одетта счастливо улыбнулась, и тут же, словно оправдываясь, пояснила: — Альтия же! Шерстяная ткань вдвое дешевле, чем в Сивилии.

Маркусу захотелось выругаться. Ну почему мать обожает эти дорогущие тряпки? Почему бы ей не быть помешанной на кактусах или кошках, как некоторые из ее подруг?

Чувствуя себя старым брюзгой, он все же не удержался и ворчливо заметил:

— Будь поэкономней, пожалуйста.

— Так я и экономлю! — по-детски удивилась мать. — Ты просто не знаешь, какие цены в столице!

Маркус медленно выдохнул и, чтобы не заскрипеть зубами и не сказать что-нибудь резкое, занял себя мясом.

Понаблюдав, как он ест, мать подвинула ему свою, нетронутую, тарелку и тихо заговорила:

— Я теперь почти не выхожу из дома. Многие знакомые отвернулись, а другие встречаются со мной только для того, чтобы выспросить о тебе и разнести сплетни дальше. Я, конечно, говорю, что здесь учиться ничуть не хуже, чем в столице… Глупо, да? Но если молчать, такого навыдумывают! Впрочем, и без того выдумывают… Маркус, тебе надо поторопиться с возвращением. Я понимаю, что встретят тебя не очень приветливо, но недоброжелатели были всегда, а настоящие друзья ни за что не отвернутся.

— У меня не осталось друзей.

— Не говори так! Я уверена, что многие поддерживают тебя. Просто они растерялись.

Маркус даже отвечать не стал и лишь скептически поднял бровь.

— Ой, да какая разница? — отмахнулась лиа Одетта. — Вызовешь особо недовольных на дуэль и победами докажешь свое право учиться в Сивильской академии.

Кое в чем мать была права: по возвращении предстоит множество дуэлей, но почему она решила, что он во всех победит? Лично он не был в этом уверен. Не потому, что сомневался в своих силах, просто знал уровень бывших однокурсников — в столичную академию слабаков не брали.

— А как же два месяца? Вы собирались решить вопрос с моим возвращением за два месяца. Что-то изменилось?

На лице матери мелькнула досада.

— Это твоя бабушка постаралась.

Маркус ждал пояснений, и лиа Одетта нехотя продолжила:

— Из-за последних событий она поссорилась со своей давней подругой, дией Аугустой ван Тусен. Да-да, с женой ректора, дэра Дариуса… Однако ради твоего будущего пошла на примирение и они достигли определенной договоренности. Если ты выполнишь одно условие, то можешь вернуться уже в течение нескольких дней. Само собой, ректор в курсе и не против.

— Что за условие?

— У ван Тусенов есть правнучка, лиа Мелани. Единственная наследница, как и ты. В роду, сам понимаешь, только маги, кровь чистая. У нее дар огня, девяносто единиц и нынче она поступила на первый курс.

Больше мать ничего не сказала, но Маркус и так понял. Усмехнулся:

— Что ж ван Тусены для такой драгоценности жениха получше-то не нашли?

— Лучше ван Саторов? — отзеркалила усмешку мать. — Даже из равных тебе нет никого подходящего. У одних девочки, у других чуть ли не младенцы, а третьи уже женаты.

— Ну раз это я такой неотразимый, то лучше подожду еще два месяца.

Лиа Одетта улыбаться перестала и отвела глаза. Маркус напрягся:

— Что-то еще?

— Может, я не совсем ясно выразилась. — Мать замешкалась, подбирая слова. — Видишь ли, ректор вряд ли захочет упустить такой