Развод. Мы (не) простим - Джулиан Хитч

— Она поедет с нами? — срывается с губ ядовитое замечание.

— У неё здесь работа, — его голос становится твёрже. — У неё муж и дети.

— Как будто наличие семьи это гарантия от… — не договариваю.

Ваня устало отводит взгляд. Но потом, вздохнув, снова смотрит на меня:

— Нам нужно будет поговорить о прошлом. Но давай не сейчас? Чуть позже я расскажу тебе о Лере всё, что захочешь.

Не уверена, что хочу слушать исповедь о его любовнице. Интуиция подсказывает, что история окажется банальной и грязной. И копаться в этой грязи нет никакого желания. Потому лишь коротко киваю, закрывая на сегодня эту тему.

Я ухожу на кухню готовить завтрак Диане, а Ваня снова разговаривает с Митей. Слов разобрать не могу, да мне и не особо интересно. Своих проблем хватает. Так и подмывает погуглить что-нибудь вроде «Как распознать ложь». Ведь я могу полагаться только на себя и на то, что знаю Ваню много лет. Должна же я почувствовать, когда он врёт? Впрочем, однажды я уже в этом успешно провалилась. Парадокс в том, что поймать любимого человека на мелкой лжи гораздо проще, чем заметить то, что по-настоящему тебя ранит. Наверное, потому, что в последнем случае мы старательно закрываем глаза, лишь бы не видеть очевидное.

Ваня возвращается часа через три, когда я уже начинаю нервничать, не понимая, почему он так сильно задерживается. С собой у него мой чемодан и сумка с документами. Правая рука туго замотана кухонным полотенцем.

Знакомым, нашим.

— Это что? — леденею внутри.

— Честно сказать?

— Да.

Я разматываю полотенце. Костяшки сбиты в кровавую кашу, кожа порвана, запёкшаяся кровь смешалась с тканью. В ближайшие дни Ваня вряд ли сможет сжать эту руку в кулак.

— И как мы теперь уедем? — вырывается у меня.

Я тут же прикусываю язык, понимая, что волнуюсь не о том.

— А я думал, тебе будет приятно узнать, что этот больше никогда к тебе не подойдёт. Он получил по заслугам, — голос Вани глух.

В нём нет ни торжества, ни злорадства. Только усталая уверенность.

— Ты ошибся, Ваня. Видеть это… Мне неприятно. Пусть ты и сделал это ради меня.

— Ради себя, Инга, — поправляет он. — Не путай. Я защищаю свою территорию. И тех, за кого несу ответственность.

— Когда тебе удобно, — хмыкаю я.

Вся эта Ванина бравада начинает злить. Да, я ему благодарна за помощь с Толей. Вот только кажется, он начал забывать, как мы вообще оказались в этой ситуации.

— Думаешь, стоило провести воспитательную беседу? — усмехается Ваня, пропустив мою шпильку мимо ушей. — Мужчины решают вопросы иначе. Тебе стоит это усвоить.

— Ты хотя бы попробовал с ним поговорить?

— Я не баба, Инга, и не собираюсь ею становиться. Договариваются с теми, кто способен понять. Твой Толя…

— Он не мой!

— Хорошо, не твой. Я этому только рад. Так вот, с ним не стоит разговаривать. Я навёл о нём справки. Ты знаешь, что он творил со своей женой? И не один год. Она еле от него сбежала, хотя я уверен, он ещё найдёт способ, чтобы снова подобраться к ней и к их ребёнку. Медленно и верно, но сотрёт её в порошок. Пережуёт и выплюнет.

— Они же развелись…

— И что? Толе нравятся такие. Зависимые. Слабые. С детьми. Думаешь, у неё хватит сил сбежать от него ещё раз? Ты почувствовала его «заботу» один раз. Тебе повезло, что есть кому защитить.

Мне становится жутко от услышанного, почти физически плохо. Потому что Ваня прав — мне хватило Толиного внимания с головой. И я не хотела бы оказаться на месте его жены.

— Мы должны ей помочь, Вань.

— Инга, я не занимаюсь благотворительностью. Она сама сделала свой выбор, — отмахивается он.

— Так же, как и я? — вырывается у меня.

Ваня резко сжимает кулак, и на запёкшейся ране проступают свежие капли крови.

— Да. Но у тебя есть я.

Глава 20

— А кто поможет ей? И её ребенку? — голос дрожит от нахлынувших эмоций.

Мне не нравятся слова Вани, и его чёрствость по отношению к человеку, попавшему в беду. Пусть он с ней и не знаком.

— Инга!..

В его тоне предупреждение, но я уже не могу остановиться.

— Думаю, что ты вполне способен найти вариант, как помочь, а не просто утолить своё мужское эго, начистив морду тому, кто… Кто трахнул твою жену.

Звучит ужасно, цинично, но это правда. Горькая, неудобная правда.

Ваня молча берёт из шкафа бутылку с водкой и, держа руку над раковиной, льёт содержимое на окровавленные костяшки. Он даже не вздрагивает — лицо каменное. Явно о чём-то напряжённо думает.

— Когда вернёмся из поездки, я попрошу своего юриста заняться её делом, — наконец говорит он. — Но ты не учитываешь один важный момент, Инга.

— Что ее всё может устраивать? — Сама ужасаюсь своей догадке.

— Именно. — Его взгляд тяжёл. — Так что кому я на самом деле помогу — ей или своему самолюбию? Вопрос.

— Она ушла от него, — пытаюсь мыслить логически. — Сбежала, ты сам сказал. Вряд ли её всё устраивает. — Ваня не отвечает, продолжая обрабатывать руки. — Спасибо, — заканчиваю этот разговор.

В вагоне мы оказываемся одними из последних. Ваня до последнего стоял на перроне, решая рабочие вопросы по телефону. Я же наблюдала, как эмоционально он размахивает рукой — той самой, туго перетянутой бинтом, под который я всё-таки уговорила его наложить мазь. Теперь среди нашего багажа припрятана и аптечка. Уговорить его показаться врачу — задача на будущее. Вряд ли он согласится.

— Твоих родителей я предупредил, — сообщает, когда мы заходим в купе. — Почему-то общение с ними ты всегда оставляешь мне. Я люблю твою маму, но ты могла бы и сама ей позвонить.

— Тебе они всегда рады больше, чем мне. В твой адрес не полетят упреки.

— О, зря ты так думаешь. Твоя мама — мастер упрёков, я в полной мере оценил её талант за последние полгода. Приходилось терпеть. Видимо, издеваться надо мной — это у вас семейное.

На последней фразе моё лицо вытягивается, Ваня с улыбкой добавляет:

— Шучу.

— Несмешно. Сумку с вещами для Дианы