Колодец желаний - Эдвард Фредерик Бенсон
Назавтра Фарадей собирался в Аскот, а нынче был как раз один из тех редких вечеров, которые он проводил с сестрой. Аппетит у него улетучился, блюда казались дурно приготовленными; в довершение всего обычное молчание было нарушено, когда Алиса выдала, предварив свою речь блеющим смешком:
– Совсем забыла сказать тебе, Эдмунд: сегодня приходил один человек, тебя спрашивал, только не представился. Это насчет аренды дома. Я ему говорю: вам надо к агенту, тот всем занимается; и адрес назвала. Я правильно сделала?
Фарадей так и вскинулся.
– Каков он с виду?
– Да я не разглядела толком. Он в холле стоял спиной к окошку, когда я спустилась. Вижу: крупный такой мужчина, вроде тебя самого, только увечный. Хромает сильно, так на трость и наваливается.
– Когда он приходил?
– Да как раз перед тем, как ты вернулся.
– Что было потом?
– Только я ему про агента сказала, он сразу и ушел; а лица его я так и не увидела. Странно это. Я еще в окошко за ним следила; он площадь по кругу обогнул и с другого конца показался. И тут я слышу: ты возвращаешься.
Алиса, излагая все это, пристально смотрела на Эдмунда, и от нее не укрылась тревога на его лице.
– Ума не приложу, что за тип, – сказал Фарадей. – По твоему описанию он очень похож на того, который неделю назад стоял на балконе пустого дома. Агент клянется, что за ключами никто не приходил и что дом заперт. С тех пор я видел этого человека еще несколько раз – но всегда издали. Почему ты не спросила его имя? Почему адрес не узнала?
– Говорю же: мне это и в голову не пришло.
– Если он явится еще раз, не забудь, спроси. Ты поела? Тогда ступай к себе. Завтра утром поедешь в Аскот и проследишь, чтобы к вечеру всё подготовили для троих гостей. Они пробудут весь уикенд.
В субботу в прекрасном расположении духа Фарадей отправился в гольф-клуб. Причиной его настроения был крупный карточный выигрыш в пятницу вечером; Фарадей упивался собственными ловкостью и прозорливостью. Утро выдалось жаркое, солнце ослепительно сияло, но с востока, предвещая ливень, надвигались черные с медно-красной оторочкой тучи. Фарадей измаялся на короткой лунке, пока пара игроков впереди него шарила по песчаным ловушкам, которые обрамляли грин. Наконец мяч был найден; томясь в ожидании, Фарадей заметил, что на этих двоих смотрит, тяжело опираясь на трость, крупный мужчина. Когда он двинулся к гольфистам, стала очевидной его сильная хромота.
«Да ведь это мой незнакомец! – подумал Фарадей. – Теперь уж я его рассмотрю».
Однако к тому времени, как он сам оказался на грине, хромоног бесследно исчез. Фарадей не расстроился. Гольфисты ему знакомы; позже, в гостиной гольф-клуба, он спросит, кто их приятель. Тут хлынул ливень, краткий, но бурный; партнер Фарадея поспешил в раздевалку, чтобы сменить мокрую одежду на сухую. Сам Фарадей с презрением отнесся к такой предосторожности: он никогда не простужался и за всю жизнь не испытал ни одного приступа ревматизма. Пока его приятель переодевался, Фарадей подошел с расспросами к тем двум гольфистам. Оказалось, что они не только ничего не знали о хромоноге – они его даже не видели.
Странное дело, подумал Фарадей, выслушав своих приятелей, и бодрости в нем поубавилось.
Воскресное утро обещало сияющий день. Рано проснувшись, Фарадей вскочил с постели навстречу игристому свету; он хотел, прежде чем принимать ванну, прогуляться по саду, но пришлось ему хвататься за спинку стула – не то он бы упал. Почему-то левая нога подкосилась под ним, и острая боль пронзила тазобедренный сустав. Вот некстати, подумал Фарадей и пожалел, что вчера не сменил мокрое платье на сухое. С большим трудом он оделся и похромал вниз по лестнице.
Алиса составляла букет для украшения столовой.
– Эдмунд, что стряслось? – воскликнула она.
– Кажется, ревматизм дает о себе знать. Ничего – расхожусь.
Но «расходиться» оказалось не так-то просто. О гольфе и речи быть не могло, поэтому Фарадей весь день провел в садовом кресле, проклиная непривычную малоподвижность. Хромоног (по комплекции – почти копия его самого) скребся в подкорку настырным кротом.
Вернувшись в Лондон, Фарадей показался врачу с прекрасной репутацией. Узнав про холодные ванны, нерегламентированное употребление сокровищ винного погребка, а также чревоугодие, врач назначил Фарадею режим не столько строгий, сколько унизительный, ибо отныне Фарадей присоединялся к презренной армии осторожных.
– Умеренность, сэр! – вещал врач. – Исключите холодные ванны и портвейн, набросьте узду на свой достойный восхищения аппетит. Вам сейчас полезны небольшие физические нагрузки в течение недели, но в выходные избегайте даже их. Занимайтесь делами своей компании, встречайтесь с друзьями за карточным столом. Главное, помните об умеренности – и тогда вы скоро будете в полном порядке.
Следуя этому оскорбительному совету, Фарадей теперь из клуба ходил домой пешком, а если ужинал дома, то перед тем, как отправиться спать, делал пару кругов по Массингтон-сквер. Вопреки своему обыкновению, он не приглашал гостей несколько вечеров кряду, а накануне отъезда в Аскот вышел на прогулку в одиннадцать часов, терзаемый непривычно тревожными мыслями о будущем. Острой боли уже не было – ее удалось приглушить; но осталась боль тупая, ноющая, и она-то затрудняла движение. Наверняка, думал Фарадей, все, кто видит, как я, еще недавно такой неутомимый, припадаю на левую ногу, жалеют меня и в то же время презирают.
Вечер был пасмурный и безветренный, воздух дышал напряженностью – и она импонировала настроению Фарадея. Проклятое недомогание словно высосало из его жизни все приятности. Вдобавок Фарадей дрожал от внутренней уверенности, что хромота – только тень зловещего гостя, который неумолимо приближается. И, словно этого мало, всю неделю что-то странное творилось с Алисой. Она явно ждала некоего события – причем ожидание наполняло ее тайной радостью. Она наблюдала за братом, подмечала все мелочи, была начеку…
Фарадей как раз обходил площадь по второму кругу. Между ним и его домом лежала
