Эти странные Рэдли - Мэтт Хейг
От этих воспоминаний Хелен теряет нить размышлений и забывает, что хотела сказать. Он нарочно это делает? Он что, влез в ее разум и подкинул посторонние мысли? Рассредоточившись, Хелен с разочарованием видит, что вечер превратился в интервью с вампиром, а Уилл сидит и наслаждается своей ролью главного кровопийцы, которого Клара заваливает вопросами. Хелен вынуждена признать, что даже Роуэну интересно беседовать с Уиллом. Равнодушным выглядит только ее муж. Он сидит развалившись в кожаном кресле и смотрит без звука документалку о Луи Армстронге на четвертом канале, затерявшись в своем собственном мире.
– Ты много людей убил? – спрашивает Клара.
– Да.
– Получается, чтобы выпить кровь человека, его нужно убить?
– Нет, можно его обратить.
– Обратить?
Уилл выдерживает паузу, глядя на Хелен.
– Ну, это не так чтоб вот взял и обратил. Это серьезное дело. Ты пьешь кровь обращаемого, он – твою. Это обоюдное действие. И оно формирует преданность друг другу. Тот, кого ты обратил, навсегда будет твоим. Будет любить тебя всю свою жизнь. Даже осознавая, что эта любовь – худшее из всего, что с ними случалось. Ей просто невозможно сопротивляться.
Роуэна это объяснение поражает до глубины души. Хелен замечает, как у него вспыхивают глаза, когда он представляет любовь такой силы.
– Даже если ты этому человеку не нравился? – спрашивает он. – Если его обратить, он тебя полюбит?
Уилл кивает.
– Да, такой расклад.
Хелен совершенно уверена, что ее муж что-то шепчет себе под нос в этот момент. Джаз? Он что-то напевает?
– Питер, ты что-то сказал?
Он смотрит на нее взглядом собаки, на мгновение забывшей, что у нее есть хозяин.
– Нет, – осторожно отвечает он. – Тебе показалось.
Клара продолжает допытываться:
– А ты сам кого-нибудь обращал? – спрашивает она дядю.
Уилл отвечает, внимательно изучая Хелен. Она чувствует, как от его голоса по коже бегут непроизвольные мурашки беспокойства и волнения.
– Да. Однажды. Целую жизнь назад. Потом закрываешь глаза и стараешься все забыть. Но это так не работает. Образ все время крутится в голове, как заевшая старая песня, – не отвязаться.
– Это была твоя жена?
– Клара, – чуть строже и громче, чем надо, одергивает ее Хелен. – Хватит уже.
А Уилл явно радуется ее нервозности.
– Нет, – отвечает он. – Не моя.
«Черный нарцисс»
Спустя несколько часов, когда остальные Рэдли уже лежат в кроватях, Уилл летит на юго-запад, в Манчестер. Он направляется туда, где чаще всего проводит субботние ночи – в клуб «Черный нарцисс», куда волной прибивает толпы кровопийц и тех, кто хочет ими стать: молодых готов, юных эмо и вампиров Общества Шеридана. Он пересекает танцпол, заполненный плаксами и сильфами, и идет наверх, мимо Генриетты и скромного алого знака на стене: «ВИВ-зал».
– Генриетта, – говорит он, но она никак не реагирует на его приветствие, что кажется весьма странным.
Кровопийцы всех мастей валяются на кожаных диванах, расставленных по залу, слушают Ника Кейва и пьют кровь из бутылок и шей друг друга. На одной из стен мелькают кадры древнего немецкого фильма ужасов – сплошь беззвучные крики и нелепые ракурсы.
Все здесь знают Уилла, но сегодня атмосфера явно не такая дружелюбная, как обычно. Никто не подходит поболтать. Но ему все равно. Он идет вперед, пока не подходит к кулисе. По пути улыбается Винсу и Рэймонду, но ни один из них не отвечает тем же. Он отодвигает кулису.
Внутри сидят те, кому и положено там быть: Исобель с несколькими новыми друзьями пируют над двумя голыми трупами, лежащими на полу.
– А я думала, ты не придешь, – говорит она, поднимая голову. Ну, похоже, хоть она ему рада.
Он смотрит на нее, прислушиваясь к собственному вожделению: на шее сквозь покрывшую ее кровь видна татуировка ТОЧКА УКУСА. Она, конечно, роскошна – ей идет стиль ретровамп, в духе Пэм Гриер из «Кричи, Блакула, кричи». И с ее внешностью он бы мог желать ее сильнее, чем желает сейчас.
– Ну привет, – говорит она. – Присоединяйся, угощайся.
Тела на полу возбуждают аппетит меньше привычного.
– Я не голоден, – отвечает он.
Кто-то из дружков Исобель поднимает к нему окровавленное лицо, молча рассматривая холодными глазами. Шериданские кровошлюхи. Среди них – и Отто, братец Исобель. Отто всегда его недолюбливал – как и любого, кто западал в сердце его сестре, но сегодня ненависть в его глазах горит особенно ожесточенно.
Уилл уводит Исобель в тихий уголок, и они садятся на гигантскую фиолетовую подушку. Вторая наивкуснейшая женщина в его жизни. Она даже лучше Розеллы. Лучше тысяч остальных. Ему нужно убедиться, что он сможет забыть Хелен. Что сможет уйти, если захочет.
– Угости меня собой, – просит он.
– Так бутылку меня можно взять внизу.
– Знаю, да. Я возьму. Но хочется свежего.
Похоже, она расстроена его просьбой, словно боится, что он передаст ей свою жажду. Однако она подставляет шею, и он принимает угощение, закрыв глаза и вслушиваясь в ее вкус.
– И как, ты собой доволен после вчерашнего?
Уилл не понимает, о чем она, и продолжает пить.
– Элисон Гленни приходила с вопросами. По поводу девчонки из супермаркета.
Он вспоминает ту готку – Джули, или как там ее, – и как она визжала, вцепляясь ему в волосы. Он отпускает шею Исобель.
– И что? – спрашивает он, жестом показывая на полуобглоданную пару на полу в другом конце комнаты.
– И то, твой трейлер попал на камеры. А других машин на стоянке не было.
Уилл вздыхает. Тот, кто практикует, обязан играть в эту игру. Обязан ограничиваться теми, чье исчезновение легко объяснить – самоубийцами, бездомными, беглецами, нелегалами.
Но Уилл в нее никогда не играл. В чем тогда смысл следования своим инстинктам, если при этом нельзя именно следовать своим инстинктам? Это же так искусственно, так вопиюще неромантично – ограничивать свои желания исключительно безопасными жертвами. Но да, она права – раньше он действительно аккуратнее относился к утилизации трупов тех, кого убил.
– Наших беспокоит твоя безалаберность.
Вот умеет же Исобель испортить настроение.
– Наши? Кто конкретно? – он смотрит на ее братца, эту скользкую крысу, поглядывающую на него из-за трупов. – Ты намекаешь, что Отто хочет
