Как поймать монстра. Круг третий. Книга 1 - Арина Цимеринг
Мальчик едва повернул голову. Джемма увидела лишь краешек профиля, но она была все там же: жуткая нечеловеческая улыбка на знакомом детском лице.
Он ничего не сказал. Ничего не спросил.
Но Джемма все равно ответила:
— Я знаю, кто ты.
* * *
— Я знаю, кто ты, — хрипло сказала Джемма в тишине.
У Нормана по спине хлынули мурашки.
Киаран в кресле зашевелился, взволнованно и нервно, как и каждый раз за этот час, когда Джемма произносила что-то, что звучало… плохо.
Но почему-то это «Я знаю, кто ты» прозвучало стократ хуже, чем все, что она говорила до этого. И поэтому Норман прекратил записывать.
Он вцепился в ручку, вглядываясь в лицо Джеммы.
Несуществующий ветер качнул все свечные огни, превращая ее сосредоточенное лицо в искаженную каменную маску.
— Повернись ко мне, — сказала Джемма в пустоту, — Кет Круах.
Свеча рядом с Норманом дернулась и погасла.
* * *
Мальчик поворачивался настолько медленно, что издевка была очевидна. Джемма знала, что увидит, но все равно вздрогнула, когда очередной всполох пламени за ее спиной — огонь быстро поднимался наверх — осветил детское лицо.
Глаза у него были черными. В них не отражалось ни мыслей, ни чувств, ни Времени, ни Пространства, ни огней Белтейна, ни отблеска человеческого — только всепоглощающая, бесконечная чернота.
— Вряд ли ты можешь представить себе, — прошелестел Самайн, — кто я такой.
Его улыбка стала ожившим ночным кошмаром.
Джемма снова содрогнулась — дрожь пошла вниз, от мозжечка, вдоль линии позвоночника, словно мелкая электрическая вибрация. Страх ожил, влажно ворочаясь внутри.
— Ты и вообразить не можешь, — ласково сказал Самайн, и черная бездна в его глазах засмеялась, — что я такое. Верно, Джемма? Тебе проще иметь дело с воображением, чем с реальностью.
Он слегка покачнулся — детское тело повело в сторону, будто шарнирную куклу, — и хихикнул:
— Моя маленькая звездочка…
— Завали пасть, — выдохнула Джемма собственный страх. — Хватит уже это повторять.
— Почему, Джемма? — Бездна нашла ее, нашарила, словно ледяная рука в полной темноте. — Все вы мои маленькие звездочки. Но ты — особенно. — Он снова хихикнул. И в этом не было ничего от смеха, только дикая издевка. — Интересно, какая же ты на самом деле…
— Заткнись!
Голова мальчика медленно склонилась к плечу. Его лицо было полно звериного любопытства, а голос звучал взволнованно… Почти сочувствующе.
— Что такое, Джемма? — спросил он, и чернота его глаз затаскивала Джемму все глубже в бездну. — Она пела ее лучше?
Джемма зацепилась за край бездны пальцами, впилась в нее намертво, так, чтобы не отпустить. Нет. Нет, она не позволит себя утащить.
— Не смей даже упоминать ее, ты, сукин сын…
— Ты права. Я не смогу спеть так, как она.
— Когда заходит яркое солнце…
Пол покачнулся под ногами Джеммы. Сердце упало вниз.
Голос шел из комнаты справа. Нежный, он принадлежал взрослой женщине. Чувствуя, как перехватывает горло, Джемма повернул голову.
Дверь была приоткрыта. Чуть-чуть, совсем как обычно — ее никогда не закрывали, потому что в детстве Мэйси думала, что дверь может закрыться и никогда не открыться обратно.
Из щели в коридор падал свет крутящегося ночника: Джемма видела знакомые звездочки, медленно ползущие по полу.
— Интересно, какая же ты на самом деле…
Ее пробила дрожь.
— Так высоко над этим миром…
Она шла откуда-то изнутри, сотрясала тело, как лихорадочный озноб, пока этот голос, который Джемма больше никогда не могла услышать в реальности, продолжал напевать колыбельную уже заснувшей в комнате девочке:
— Словно бриллиант в небе…
Задыхаясь от ужаса, она услышала позади себя еще один звук.
Ей не нужно было каждую ночь слышать его во сне. Он впитался в нее, как впитывается любая боль: в кожу и в кости. Звук, который она никогда не сможет из себя вытравить.
Звук, с которым на скрипучей веревке покачивается что-то тяжелое.
И теперь голос шел из-за ее спины:
— Когда заходит яркое солнце…
Сверху, из-под потолка в коридоре.
Руки затряслись, как в припадке. Страх, попыталась сказать себе Джемма, я чувствую всего лишь страх. И был он ярко-красным, и бурым, и черным, и ледяным… Приди в себя! Не дай ему забрать твое!
— Когда заходит яркое солнце…
Скрип веревки стал громче, словно то, что висело под потолком, начало раскачиваться все быстрее.
— Когда оно уже не освещает землю…
И быстрее.
— Тогда ты появляешься…
— Хватит, — прохрипела Джемма, резко подаваясь вперед и стискивая воротник мальчишеской футболки. — Это… на мне не сработает!
Черные глаза смотрели на нее без выражения. В них не было ни злорадства, ни злости, ни ненависти — в них не было вообще ничего. Только пустота.
Но сам Самайн, намеренно беспомощный в детском теле в руках Джеммы, издал звук… будто довольное кошачье мурчание — длинную вибрацию на выдохе. И затем из-за спины Джеммы, сверху, раздалось удивленное:
— Джейми?
А потом все закончилось.
Мама больше не пела, тело больше не раскачивалось, страх отпустил — так резко и сильно, что Джемма глубоко вдохнула ртом, поняв, что не дышала до этого. Мир пошатнулся, и ей пришлось упасть локтем на стену и схватиться за горло, чтобы со свистом втянуть в себя воздух. Горло болело так, будто ее душили.
Все закончилось?..
— Не будем так спешить. В конечном счете мы же не в твоей голове, чтобы ты забрала себе все веселье, — хихикнул Самайн где-то сбоку. — Это некультурно. Давай оставим на другой раз.
Прижимая ладонь к шее и чувствуя, как бешено бьется пульс, Джемма поняла — ублюдок просто играется с ней. Так же, как делал это с самого начала.
«Он не будет меня убивать, — подумала она, отталкиваясь от стены, чтобы встать прямо. — Он будет медленно сводить меня с ума».
Самайн согласно кивнул. Он будет превращать корни в змей, вьющихся сквозь кровавые реки, он будет заставлять шевелиться черные, грязные пальцы ужаса и смотреть на тебя сквозь ночной кошмар. Он будет…
Улыбка Самайна стала ласковее.
— Что тебе нужно? — сделав усилие, спросила Джемма через сбитое дыхание.
— То же, что и тебе, Джемма.
«Мне нужно, чтобы ты сдох».
— О, ты мне лжешь. — Детские брови изломились в укоре, делая его гримасу совсем невыносимой. — Умница Норман рассказал тебе, что в Самайн нельзя отличить правду ото лжи, Джемма… Но только не мне.
Он сделал к ней маленький вкрадчивый шажок, и Джемма не нашла в себе сил отшатнуться. Его лицо — лицо Тедди — было настолько тошнотворной пародией на человека, что к горлу подступила желчь. Когда Самайн встал на цыпочки и приблизился к ее уху, Джемме пришлось задержать дыхание.
— Нет-нет-нет, — влился ей
