Не бойся меня - Дарина Александровна Стрельченко
Я хочу.
Я не…
Хорошо. Хорошо. У меня есть еще одно средство, безотказное, выручавшее даже в тюрьме. Кухня, кофе, компьютер. Работа. Очень много работы. Команда давно справляется с «Неудачкой» без меня, но вещи, которыми нужно заняться, есть всегда. Презентация по техническим решениям для совета директоров. Коллаборации для привлечения трафика. Продажа акций для приобретения влияния. Покупка серверов в Азии. Дата-центры. Привлечение новых сотрудников. Программы страхования и ипотеки, техническое оснащение и офис. Как это скучно. А ведь было время, когда я руками настраивал CI/CD[23], был в курсе всех архитектурных решений. Теперь я веду переговоры, обсуждаю бюджет и привлекаю инвестиции, ищу варианты поглощения конкурентов и думаю про расширение экосистемы приложения. Примерный CEO[24] «Неудачки». Создатель «Переиграй», благодаря которому я отыскал тебя.
Руки двигаются вне зависимости от моей воли, мозг отдает приказ быстрее, чем я успеваю остановиться. Я нахожу твою анкету, метаинформацию твоей аватарки, данные IP, с которого ты зарегистрировалась. Я давно знаю, что это IP твоего общежития. Сопоставить это, учитывая, что в твоем профиле указано, что ты учишься в МГИЖе, совсем просто. Я знаю улицу, где ты живешь, я знаю корпус общежития, я прихожу к нему по ночам и разглядываю окна, ища твое.
Я читаю твое «О себе».
«Привет! Это я, и я решила, что пора добавить огонька в свою жизнь – и в твою тоже. Заполняя эту анкету, я позволила взять верх своей внутренней фее, но, честно говоря, это только прибавило хаоса и шарма. Я – из тех девушек, которые могут весело провести время как на вечеринке, так и за чашкой кофе. Я горжусь тем, что вижу в зеркале. Я – смесь загадок, вопросов и длинных кос. Кстати, я увлекаюсь макраме и морскими узлами. Если ты готов к капельке безумия и чувствуешь, что можешь угадать, как я выгляжу сегодня, – дай знать!»
Я не могу.
S – single responsibility. Каждый класс должен выполнять только одну задачу.
Не хочу.
Не буду.
O – open-closed principle. Класс должен быть открыт для расширения, но закрыт для модификации.
Как эта пьяная анкета отличается от того, что ты пишешь обычно.
Снаружи холодно, но я чувствую холод, только когда останавливаюсь около крайнего пятого корпуса у парка и вглядываюсь в окна. Их так много, их так мало, их так ничтожно мало, и на самом-то деле так легко узнать, на каком этаже и в какой комнате живешь ты.
L – принцип подстановки Лисков. Что-то там про перегрузку функций.
Я могу узнать это в два счета.
Я держусь.
Нет. Я не могу. Не хочу. Не буду.
Я…
I – interface segregation. Много специфичных интерфейсов – лучше, чем один для всего.
Я закрываю глаза, я выгоняю тебя из мыслей и памяти. Я решаю, что вспомню, как расшифровывается SOLID[25], и поеду домой. Я больше не трону тебя, Саша. Не бойся меня. Прости меня. Я забуду о тебе, Саша.
D – dependency injection… Нет. Inversion. Зависим от абстракций. Независим от чего-то конкретного.
Я открываю глаза, а в следующий миг слышу, как скрипит тяжелая общажная дверь. На крыльцо выходишь ты.
Я чувствую, как губы растягиваются в ухмылку. Мне больно. Я не хочу. Я хочу.
Я смотрю на тебя сквозь окна «ВкусВилла» напротив офиса. Ты вбегаешь в крутящиеся двери, такая растерянная, румяная, полная идей и страха. Мне так нравится, как ты борешься с собой, как пытается выдавить меня из своей рутины. Я же вижу, как ты боишься на самом деле. Как озираешься, вглядываясь в лица, и ищешь меня. Ты видела меня столько раз, Са-ша. Ты видела меня пять минут назад.
– Девушка, не подскажете, как до Войковской дойти?
– Прямо вдоль шоссе, потом дворами к Старопетровскому проезду. Но там лучше спросите еще раз, там очень путано.
Кто-то перерезает нитку, на которой болтается сердце, каждый раз, как я оказываюсь к тебе так близко. Так близко, что могу пересчитать твои зимние веснушки, что могу назвать тебя по имени – и ты вздрогнешь, потому что узна́ешь меня. Но я не называю, и ты не узнаешь.
Я смотрю на тебя, сидя в «Лаванде». Ты стоишь в очереди, смотришь в телефон, хмуришься. Вопрос бариста о том, что ты будешь брать, застает врасплох. Ты вздрагиваешь от обращенных к тебе фраз, ты вздрагиваешь, когда твоя коллега кладет руку тебе на плечо, ты вздрагиваешь, когда у меня звонит телефон, и твоя красная термокружка кренится, едва не выскальзывая из рук. Капучино на кокосовом молоке капает тебе на пальцы, на рукав белой, приталенной, недавно купленной, так идущей тебе блузки.
Какие же у тебя пальцы. Мне сложно удержаться, чтобы, глядя на них, не представлять, как ты наматываешь на указательный темную прядь. Мне сложно удержаться, чтобы не подойти ближе, чтобы не заставить тебя сделать это прямо сейчас. Нет, нет. Не сейчас, не здесь. Не бойся меня. Иди, иди в свой отдел, к своему столу, открывай свой ноутбук и погружайся в работу. Это ведь так важно – домашка для семинара по фотографии, правки к статье о пунктах сбора вторсырья в районе «Эклектики». Ты рассказывала все это маме, когда вы говорили по телефону в метро. Я сидел наискосок от тебя и рисовал; художников никогда никто не подозревает, ты знаешь это сама. Люди косятся с любопытством, но если и запоминают – то планшет, мольберт и рисунок, а вовсе не того, кто рисовал. Ты, столько раз делавшая наброски в метро и ходившая на пленэры, знаешь об этом на собственном опыте. У меня, взявшегося рисовать, глядя на тебя, выходит полная ерунда.
Са-ша, Са-ша, Са-ша, моя невероятная девочка. Я бы хотел, чтобы ты нарисовала автопортрет и отправила его мне. Я почти развел тебя на это, но ты сообразила, что художник под ником Лорд Камней, который предлагал обменяться автопортретами, – тоже я. Мне любопытно, что ты подумала, что почувствовала при этом. Мне болезненно любопытно. Мне любопытно настолько, что я готов спросить у тебя прямо, но я все еще удерживаюсь от того, чтобы написать тебе. Чтобы поговорить с тобой.
Я смотрю на тебя, стоя позади в очереди в аптеке. Я смотрю на тебя, сидя на лавочке во дворе, пока ты на крыльце уже совсем другого аптечного пункта, в свете зеленого неонового креста ищешь что-то в телефоне. Я смотрю на тебя через пустой салон автобуса. Я стою




