Не бойся меня - Дарина Александровна Стрельченко
И не было никаких писем. Никаких голосовых. Никаких угроз.
Был только страх. Проникающий всюду, выворачивающий кишки, дергающий Сашу, словно марионетку. Пускающий в нее свои иглы – в самые радостные, в самые восхитительные и спокойные минуты.
Страх. Страх. Страх.
Она боялась каждой тени. Она едва сдерживалась, чтобы не отшатнуться, когда кто-то оказывался слишком близко. Она опасалась платить картой в столовой – хотя кексы на ужин, каждый день разные, действительно были невероятно вкусными.
Она успевала так много, потому что почти перестала спать. В те ночи, когда Саша оказывалась в общаге, она лежала на кровати, завернувшись в одеяло и покрывало, слушала дыхание, сопение и храп Оли и Ануш, всматривалась в длинную линию по центру потолка – стык потолочных плит. И ничем, ничем не могла заглушить мысли о голосовых.
Они перестали приходить наяву, но каждую ночь она слышала их так отчетливо, словно нарочно учила наизусть. Иногда к тем словам, что он произнес взаправду, примешивались ее собственные строки. А иногда ей все-таки удавалось задремать. И тогда к словам добавлялись сны. И это было самым ужасным.
Глава 9
То, что делает нас свободными
Сон – как раз единственный отрезок времени, когда мы свободны. Во сне мы позволяем нашим мыслям делать, что им хочется.
Бернар Вебер. Последний секрет
Саша сидела на корточках в полной темноте. Она почему-то не могла встать. Она догадывалась почему.
На стенах вспыхивали красные буквы. Они складывались в слово «Са-ша».
Она слышала стук в дверь. Чувствовала сквозняк. Шорох шагов. Вздрагивала, когда на плечо ложилась рука. Не могла повернуться, встать, убежать. Не могла даже закрыть глаза. Она ловила его дыхание на щеке. Он говорил:
– Са-ша.
А потом зажимал ей рот и целовал в висок.
Единственное, что она могла, – проснуться. Она пыталась. Иногда это получалось.
* * *
Вадим, привет. Помнишь, ты рассказывал, что пил то ли какие-то витамины, то ли таблетки от бессонницы?
Морфологрин[20]. Но он по рецепту.
А не знаешь, есть какие-то аналоги безрецептурные?
Нет, не знаю, к сожалению. А что случилось?
Да из-за стажировки нервничаю, иногда не спится.
Может, к врачу?
Да некогда. Ладно, забей. Спасибо:).
Да не за что.
Саш, если что, я могу спросить у врача, к которому ходил. Про аналоги.
Да! Спроси, пожалуйста. Если не сложно.
Ок.
* * *
Ей казалось, что она не одна в комнате. Ей казалось, что она не одна в офисе. Так оно, разумеется, и было; но в какой-то момент Саша поняла, что плохо отличает людей от видений. Она по-прежнему высматривала его во встречных мужчинах. Она приняла рекламный баннер с суперменом за него. Дорожный знак в грязном сугробе в темноте показался его силуэтом.
Какое-то время Саша была уверена: белобрысый тридцатилетний Костя с брюшком и залысинами, отвечавший за отправку корреспонденции, – это он. Потом она стала подозревать охранника у турникетов – слишком странно он косился на всех девушек; особенно на нее. Затем начала думать на дизайнера, художника и верстальщика Антона, который ни разу даже не посмотрел в ее сторону. А что? Выжидает; приглядывается; сочиняет очередное письмо, делая вид, что готовит карикатуру в свежий номер… Наконец Саша сказала себе: «Хватит!» И стала обрывать себя всякий раз, как мысли сворачивали на знакомую тропинку. Вот только они сворачивали туда постоянно.
* * *
Она сидела на корточках в темноте. Она знала, что не может встать, потому что он связал ей ноги – ее отрезанными косами. Алые буквы пульсировали по стенам, как неоновые вывески на первых этажах офиса, но не давали света.
Хлопала дверь. Сквозняк становился сильнее. Она мерзла. В какой-то момент она поняла, что на ней нет ничего из одежды.
Шелестели шаги. Руки ложились на плечи вкрадчивой тяжестью.
Она смотрела вперед, на буквы своего имени, чувствуя, как пальцы скользят по ее левой щеке, как он слабо ведет по ее коже ногтями. Как останавливается, касаясь губ; заставляет их приоткрыть.
– Са-ша.
Единственное, что она могла, – проснуться. Она пыталась. Иногда это получалось слишком поздно. Она просыпалась в слезах, опустошенная, задыхающаяся.
* * *
Ты как? Не пишешь вообще. Что там в Эклектике?
Ой, тут очень круто, Вадим, но я вообще ничего не успеваю. Попа в мыле. Еще и универ.
В Кавенецк-то когда? На майские приедешь?
Да, надеюсь, получится. Вообще говоря, стажировка три месяца, но пока совершенно неясно, возьмут меня дальше или нет. Если продолжу, как сегодня, путать дни недели – наверное, не возьмут;)
Спорим на 15к, возьмут.
15к! Пол моей зарплаты!
Ого ты богачка. Спорим?
Я не спорю, ты же знаешь. Сам-то как? Как в универе?
Да нормально, как обычно. Выбрали председателем совета обучающихся.
Фига ты важный!
Единственный пока замеченный плюс – могу выписывать пропуска гостям. Так что приедешь – приходи в гости.
Вау! Я давно хотела посмотреть, как там у вас внутри. Я же дальше проходной и не была никогда.
Ну вот побываешь.
С – связи.
Пиши, в общем.
Ага.
* * *
В очередную субботу Саша проснулась от собственного крика. Сердце колотилось так, что она изо всех сил прижала руки к груди – хоть как-то его унять. Во рту было сухо. В комнате было пусто. Саша вскочила с кровати, тут же вскрикнула и упала обратно: коса угодила в щель между кроватью и столом и застряла. Саша вытянула косу дрожащими руками. Оделась. Плюнула на универ и побежала в офис.
