Студент богословия - Майкл Циско

В душной комнате темнеет, у него за спиной — кровать со смятыми простынями, желтыми, с выцветшим цветочным узором. Сидя в одиночестве, он считает облака, пока не растворяется в них, ощущая болезненную пустоту. Прошедшие дни были полны знамений. Скоро произойдет что-то важное. Студент богословия готовится к этому весь день. Он заблуждается насчет своего будущего, надеясь вернуться в дом предков, в раннее детство. Ворочается в кровати, задыхаясь под тяжелыми одеялами, и бредит, как возвращается — идет среди деревьев к родительскому дому. По обеим сторонам от него низкие купола холмов утопают в зелени после зимнего дождя, деревья над головой склоняются от ветра, несущего ароматы луговых трав и влажных зарослей. Его дом припадает к земле, застыв в желатине памяти. В небе кипят и проносятся облака, лучи падают ослепительными полосками, белые солнечные зайчики обжигают изнанку век. Свет становится ярче, низвергается потоком, его глаза слезятся, их застилают розовые пятна. Дом вспыхивает, пока он шагает по разрушенной мостовой. Он идет мимо низкого серого крыльца и раскаленной трубы, жара давит ему на плечи, смыкается вокруг, как ладонь. Чувствуя головокружение, он минует дом и оказывается на заднем дворе. Трава здесь ему по пояс, местами — желто-коричневая и сухая, местами — зеленая и сочная. Залитый солнцем, пейзаж кажется плоским, будто на старом снимке цвета сепии.

Задний двор его дома озарен свечами, их язычки колеблются на ветру. Словно в часовне. Деревья топорщат зеленые перышки, расправляют крылья, молясь обжигающеголубому небу. Студент богословия сидит за домом, свечи, прилепленные к стене под прямым углом, мерцают оранжевым и белым у него за спиной. Сиденье под ним деревянное, занозы впиваются ему в ноги, ржавый металлический каркас стула шелушится под пальцами.

Он сидит, наблюдая, как свет меркнет и отступает по траве, словно волна. Здесь он родился, и весь мир будет казаться ему похожим на это место. Он оставил дом ради того, чтобы жить в Семинарии и готовиться… к тому, что ждет впереди.

Время течет вспять, ветер уносит кирпичи прочь, словно листья, лижет стены, ограждающие двор, трава покрывает белый штакетник. Двор перед студентом богословия рябит, булыжники уходят в землю. Он слышит голоса птиц и капли воска, что падают у него за спиной. Трава смыкается вокруг, стебли бегут по брюкам, прорастают сквозь дыры на коленях, белки и пичуги шуршат на крыше, осыпая его листьями и желудями.

Студент богословия дремлет, пока не понимает, что уже не один. Не торопясь, он отрывает взор от земли, не зная, сможет ли встать, если захочет, размышляя о послышавшемся голосе или мелодии. Двор блестит в белом мареве, отличном от игры света и рваных теней проплывающих облаков. Как солнечные зайчики в складках ткани или бледный призрак, движущийся вместе со вспышками — хрупкий, почти прозрачный, — марево беззвучно говорит с ним. Становится жарче, горячий воздух над ним смыкается, давит. Он снова отталкивает его — так, что стул валится назад, оставляя в земле борозды. Ему кажется, что теперь он поймет, о чем речь. Он раскидывает руки. Его сердце шепчет и замирает, когда он видит накатывающую на него бледную волну. Высокая трава расступается перед ней, разлетаясь широкими лентами. Она наступает, наконец идет за ним.

Капелька воска падает ему на плечо. Он смотрит на нее, другая в это время пачкает рукав. Медленно он поднимает глаза к свечам, и на него льется ручеек воска. Он улыбается. Открывает рот, и крохотная капля обжигает ему язык. Опустив голову, он чувствует поднимающиеся от земли ароматы: дыхание цветущих лугов, горечь холмов и другие запахи — молодых трав, жирной грязи, гниющей листвы, пыли. Воск окутывает его, и он тает на солнце, словно свеча. Оно опускается: он видит, как никнет трава, как гнутся деревья, а краска на стенах дома шелушится, слетает хлопьями и, наконец, вздувается и струится на плиты. Камень течет, словно грязь. Вытянув руку, он видит, как воск бежит по его пальцам, розовыми каплями срывается вниз.

Его кости раскаляются добела, расширяются, обретают эластичность, кровь выступает из пор, течет по ногам в траву с легким, довольным вздохом. Жара усиливается, мир тонет в белизне, он откидывается на спинку стула, чтобы освободиться… и, разочарованный, просыпается у себя в комнате. Все впереди, ему это еще предстоит.

Студент богословия в полузабытьи смотрит в окно, отключается и приходит в себя снова и снова. Он видит Семинарию, древнюю и огромную: хладные зевы коридоров, похожих на подземные пещеры, темные крипты и классы, где пахнет плесенью, а штукатурка на стенах идет пузырями, хоры — ледяное дерево, отполированное сотнями нервных рук до тусклого блеска. Высокие стены встают вокруг и смыкаются, обрушиваясь ему на голову. Кажется, он везде, в любой комнате, чувствует, как вокруг роятся студенты. Они учатся и шагают по коридорам, так целеустремленно, словно встали на рельсы.

Эта комната всегда принадлежала ему. Она — центр его мира, единственное его убежище. Искра жизни меркнет в его пустой груди. Другие студенты в последнее время избегают его, он их пугает. Возможно, дело в молнии, огонь которой еще струится в том, что осталось от его тела, — как капля яда. Он готов уйти.

Фасвергиль вызывает его к себе в кабинет. Староста стоит рядом с ним за массивным столом и начинает разговор:

— Твои занятия окончены. Считай, что тебя приняли на службу.

Фасвергиль лениво просматривает содержимое папки:

— Мы подготовили задание в надежде, что найдем исполнителя вроде тебя. Ты нам подходишь.

Фасвергиль и староста с тревогой глядят на студента богословия. Он заставляет их нервничать. Смотрит поверх их голов, словно прокладывая по ним дорогу. Они признательны, что он наконец уберется из Семинарии.

— Ты отправишься в город при первой возможности, — говорит Фасвергиль, скрывая облегчение. — Рекомендательные письма в этой папке. Остальное узнаешь по прибытии. На данный момент кое-что еще висит в воздухе. Получив четкие указания, мы их тебе передадим.

— Я сделаю, как вы скажете, — говорит студент богословия, удивленный, несмотря на предчувствия.

— Конечно. Собери вещи.

— Богослужение через час, — добавляет староста.

На следующий день студент богословия покидает Семинарию, зная, что не вернется.