Сожженные приношения - Роберт Мараско
Квартира состояла из четырех просторных комнат; от стен отслаивалась штукатурка, и Бен регулярно шпаклевал их, а паркетный пол слегка, но раздражающе дыбился перед двумя дверными порогами. Раз в месяц Мэриан как следует разгребала всю квартиру, драила пол и натирала его воском, и как минимум раз в месяц Бен, ходя в носках, поскальзывался, хватался за спинку продавленного бархатного кресла и бросал «да господи!».
Дом был старый и располагался в Квинсе на широком оживленном бульваре, вдоль которого шли супермаркеты, бары, сетевые закусочные и несколько китайских и итальянских ресторанчиков, работающих навынос. В двух кварталах находилась весьма востребованная пожарная часть, а самолеты заходили на посадку в аэропорт Ла-Гуардия прямо над их крышей. Дома поновее были населены преимущественно молодыми парами и холостяками; в иных жили люди постарше и всякие хиропрактики. Ну и Рольфы – Бен, Мэриан и Дэвид – вот уже четыре года снимавшие жилье за сто шестьдесят долларов в месяц. Удачная сделка, и на тридцатку дешевле, чем их предыдущая (самая первая) трехкомнатная квартира в том же районе, но немного подальше. Следуя сложившейся традиции, они переехали сюда в поисках простора, как те семьи, которые в конце концов перебираются из этих кварталов в маленькие домишки Нассау или Саффолка[4]. Рольфы тоже переберутся, была уверена Мэриан; просто они отстают на несколько лет.
Четыре года назад выяснилось, что их трехкомнатная квартирка больше не вмещает все нажитое за пять лет в браке. Виноватой считалась Мэриан, которая, по ее собственному признанию, была несколько склонна к потребительству («вот же чертова хомячиха», как однажды, во время редкого приступа ярости, выразился Бен). Ну, они и переехали, чтобы не пробираться из комнаты в комнату бочком, а то и ползком. Переехали ради пространства, экономии и удобства. Дом был большой, и, бог свидетель, жизнь в нем кипела: его населяли беременные женщины, маленькие дети, орущие на лестницах, подростки, выцарапывающие неприличные слова в лифте, когда тот работал; здесь повсюду носились кухонные запахи; здесь жил старик, мочившийся под почтовыми ящиками; здесь гудели батареи и ненадежные водопроводные трубы; здесь существовала проблема с тараканами, а однажды, страшно сказать, появились и мыши. За состоянием здания немного следил чернокожий многоженец мистер Айвз, которого все дружно именовали Призраком.
С каждым годом затея с квартирой 3-Д казалась все менее удачной – так, по крайней мере, думала Мэриан, которая проводила в ней бо́льшую часть времени. (Три-четыре раза в год она выходила на временную работу, подменять каких-нибудь сотрудников в офисах, чтобы осилить очередную соблазнительную покупку: буфет в стиле французского Прованса или – ее самое ценное приобретение – столик доре из красного дерева и бронзы.) Где-то в мае, в преддверии лета, Мэриан впадала в уныние и мрачность; изрядную часть дня она тратила на уборку и снова на уборку. («Боже правый, – говаривал Бен, – опять сущий Дунсинан». Она ударила его, когда он объяснил, что имеется в виду.) Вместо того чтобы в терапевтических целях выслушивать перед ужином жалобы Бена – на мистера Байрона, директора старшей школы, на тупых детей или на идиотку мисс Маккензи, возглавляющую отделение английского языка в школе Тилдена, – Мэриан заводила собственную литанию, перечисляя одну за другой свои личные горести: жару, шум, копоть, однообразие, безбрежную и богомерзкую скуку летнего города. Город, преисподняя. Квинс. Пространство, экономия, удобство – все это сводилось на нет с июня по сентябрь, когда квартира, с точки зрения Мэриан, становилась непригодной для жизни, ну просто абсолютно непригодной. Почему бы не сделать, хотя бы однажды, так: накрыть мебель чехлами, оставить ключи тете Элизабет и отправиться куда-нибудь, где прохладно и тихо или как угодно, лишь бы тихо. А в сентябре офисам всегда требовались временные сотрудники.
Она протерла пыль всего пару часов назад, а на подоконнике в их спальне уже снова лежал слой городской копоти. Мэриан приподняла шторы и принялась дуть по всей длине двойного подоконника, пока не заболело за ушами, а потом опустила раму. Их спальня, как и прочие комнаты, смотрела на стену из окон и белого кирпича. Надзирательница, отметила Мэриан, по обыкновению, на своем посту, наблюдает за происходящим во дворе. Громадная женщина целиком заполняла одно окно на четвертом этаже, – казалось, она была там всегда, эта объемистая округлая гаргулья, опирающаяся на подушку и бесстрастно взирающая на все и всех. Бен уверял, что она – домашняя богиня и обнажена ниже пояса.
Мэриан добавила «уединенно» к «прохладно» и «тихо». Просто немного личного пространства. Чтобы можно было раз в жизни заняться любовью, не закрывая окна и не опуская жалюзи, не беспокоясь обо всех прочих кроватях по ту сторону их стен, пола, потолка. (Ее, во всяком случае, это беспокоило; Бену-то было решительно все равно.) Обычно они занимались любовью при включенном свете, и однажды в квартире сверху что-то с грохотом бухнулось на пол, так что по штукатурке пошли трещины и жалюзи взлетели вверх, а процесс был в самом разгаре, и они предстали в таком виде перед всеми освещенными окнами стены напротив.
– Я словно внутри похабного анекдота, – сказала она Бену, когда тот вернулся в постель. Он хохотал как сумасшедший; она отвернулась и заснула, только это его и заткнуло.
Ладно, возможно, она преувеличивала – для усиления эффекта, вроде образцово обставленной комнаты в мебельном отделе универмага. Возможно, на самом деле все было не так плохо, хотя, вероятно, все-таки плохо. Один-два месяца не здесь, и она точно вернулась бы отдохнувшей, и ее нарастающая паранойя была бы обуздана на следующие девять месяцев.
Вчера она просмотрела раздел недвижимости в «Таймс», зачитывая Бену наиболее подходящие варианты; на каждый из них Бен безразлично хмыкал. Она не стала давить: в воскресенье лето казалось менее угрожающим. Но сегодня угроза стала реальной, слышимой, и что уж тут говорить – давить было самое время. Перспектива провести лето в Квинсе, может с двухнедельным выездом куда-нибудь к северу от города да с единичными поездками в парк типа Джонс-Бич или Беар-Маунтин, сделалась еще более непереносимой. Бен свободен все лето: ни курсов, ни преподавания. Дэвид тоже свободен, а уж она
