Сторож брата моего - Тим Пауэрс

Брэнуэллу показалось, что даже ветер прекратился на то время, пока раздавался этот ужасный звук. А потом на этот вой откликнулись эхом издалека, из разных, широко разбросанных мест, другие такие же голоса.
Незнакомец отступил в сторону и снова указал в сторону Кирк. Брэнуэлл глубоко, так, что даже голова закружилась, вздохнул, побрел вверх по неровному склону и остановился в нескольких ярдах от трупа животного.
Новое зрение позволяло Брэнуэллу даже в тени ясно разглядеть это существо. Оно походило на большую собаку с короткой мордой и длинными мускулистыми ногами. Во влажной длинной шерсти, торчавшей пучками, как сосновые иглы, имелись проплешины, открывавшие взгляду темную кожу, а на мощной шее виднелась широкая рана. Вокруг стоял запах льняного масла, хорошо знакомый ему по тем временам, когда он собирался стать художником и писать портреты.
Рослый обнаженный мужчина прошел мимо Брэнуэлла (тот ощутил себя совсем мелким), запустил короткие пальцы в подсумок и вынул оттуда камень и толстенькую стальную полоску, закругленную на одном конце. Потом, пригнувшись — и сравнявшись ненадолго ростом с Брэнуэллом, — ударил камнем по стали и осыпал шерсть мертвого животного дождем искр.
Тело тут же охватило яркое пламя, и мужчина отступил назад. Лицо и руки Брэнуэлла обдало внезапным жаром; воздух наполнился вонью горящего масла и шерсти.
От Кирк спускалась еще одна персона, маленькая, босоногая, облаченная в лохмотья, но, несмотря на низкорослость, она отбрасывала гигантскую тень от пламени на черную каменную стену за своей спиной.
Брэнуэлл узнал смуглого мальчика, который много раз посещал его сны и однажды, много лет назад, встретился ему на покрытом снегом кладбище. При свете племени Брэнуэлл видел, что он улыбается…
А затем, даже не пошевелившись, Брэнуэлл уже смотрел сверху вниз, мимо горящего тела зверя, на стоявших рядом высокого нагого мужчину и щуплого молодого человека в суконном пальто, со взлохмаченной рыжей шевелюрой и с очками, криво сидящими на носу.
Он встретился взглядом с рыжим и растерянно осознал, что это он сам, и понял также, что его глазами на него смотрит совсем другой, незнакомый ему человек.
В испуге и отвращении Брэнуэлл вскинул руку, заслоняя глаза от этого зрелища, — и это была не его рука: грязная, маленькая, детская. Он напрягся — и ощутил под босыми ногами холодную каменистую почву.
Его голова пошла кругом, ноги подогнулись, он осел наземь и, не удержавшись, упал на спину, почувствовав при этом и пальто, плотно облегающее плечи, и башмаки на ногах.
Он завершил свой невольный кульбит, кое-как поднялся на четвереньки лицом к огню и Кирк, но не глядя на смуглого мальчика. Несколько секунд он стоял так, будто оцепенев, и тяжело дышал, упираясь руками в землю, а потом его нервы не выдержали, он вскочил и кинулся бежать в темноту прямо через толпу призраков с головами, похожими на пузыри или мешки. Он не слышал звуков преследования и уже ярдов через сто понял, что полная луна освещает знакомую дорогу и холмы так ярко, что можно снять измазанные неведомой жижей очки и убрать их в карман.
Глава 5
Обычно в восемь часов Патрик приходил в гостиную, где собирались дочери, для совместной вечерней молитвы, после которой он закрывал на засов парадную дверь, просил дочерей не засиживаться допоздна, после чего поднимался в свою комнату, приостанавливаясь на лестничной площадке, чтобы завести часы; перед тем как лечь в постель, он заряжал пистолет для того, чтобы утром выстрелить на кладбище или хотя бы через приоткрытое окно в его сторону.
И почти каждый вечер Шарлотта, Эмили и Энн после молитвы перебирались в кухню, где предлагали, обсуждали и записывали свои истории. Кто-то из них садился за стол и писал, а оставшиеся две ходили по комнате. Когда они были моложе, действие разворачивалось в выдуманных ими странах: Стеклянном городе, Гондале и Ангрии; тогда активным соавтором их творчества был и Брэнуэлл. Теперь все сильно изменилось.
Оплатив печатание сборника своих стихов, они всерьез рассчитывали обзавестись читательской аудиторией за пределами своей семьи, а Брэнуэлл к тому времени уже обрел для себя довольно широкую и куда более простую в обращении компанию в «Черном быке». По большей части он возвращался домой, когда сестры уже гасили свечи и расходились спать, оставляя для него незапертой кухонную дверь.
Но сегодня, завершив молитву и поднявшись с колен, их отец не направился в прихожую, чтобы запереть входную дверь. Против обыкновения, он сел за обеденный стол и покрутил головой, как будто мог видеть дочерей, которые переглянулись и отодвинули стулья для себя. От западного ветра стекла неплотно зашторенного окна жалобно дребезжали, и язычки свечей на столе колебались. Стража впустили в дом около часа тому назад; он лежал под столом, изредка взрыкивая.
— Энн, — сказал Патрик, — ты спрашивала, кто такие губертианцы. Боюсь, что я…
— Я все равно не слышала, что вы рассказывали, — перебила отца Эмили. — Я как раз вышла немного поговорить с мистером Керзоном.
— Да-да, — подхватила Энн. — Расскажи папе, что он тебе сказал.
Отец поджал губы и повернулся на голос Эмили.
— Он сильно встревожился, — сказала Эмили, — узнав, что я видела смуглого мальчика, рассыпающегося на стаю ворон.
Патрик резко выдохнул и открыл было рот, но Эмили продолжала:
— И еще он сказал, что, раз я помогла ему сегодня утром, он позаботится о том, чтобы я приобщилась к благу католического отпущения грехов, прежде чем наступит тот день, когда ему придется убить меня. — И добавила еще непринужденнее: — Потом он передумал и убеждал меня, что я все же могу спастись, но для этого я должна уехать вместе с ним — прямо сейчас.
Патрик уставился в сторону Эмили.
— Ты не должна была видеть мальчика, ты определенно не могла его видеть! Экзорцизм, совершенный католическим священником…
— Я видела его, и не раз, — ответила Эмили, — вдали отсюда, в полях.
— Я тоже видела, — почти неслышно сказала Энн.
— Мальчик не может превращаться в ворон, — пробормотала Шарлотта.
— Мертвый мальчик — может, — без выражения сказал отец, — тем более что он, собственно, и не мальчик. Он способен набирать массу для того, чтобы временно являться в материальной форме. — Патрик откинулся на спинку стула и закрыл почти невидящие глаза. — О, что за дрянь я, что за жалкий раб! — произнес он, и Эмили мысленно подставила еще несколько слов из