Колодец желаний - Эдвард Фредерик Бенсон
Даром что было бы скучновато описывать весь путь, проделанный Людовиком с той поры, когда он впервые открыл в себе редчайший дар медиума, и до поры нынешней, когда он почти достиг профессиональных вершин, мы все же сделаем остановку и объясним читателю, в чем конкретно проявлялась мощь Людовика как спирита. Едва собирались все приглашенные (оплатившие сеанс заранее), Людовик водружал себя на стул и словно бы впадал в этакое подобие транса; тут-то Астерия и завладевала его бренной оболочкой и через его уста начинала общение. В далеком прошлом, когда ее бытие имело место в материальном плане, Астерия числилась среди молодых афинянок и первых христианских мучениц – приняла смерть в Риме примерно в тот же период, что и святой Петр. Астерии было что рассказать о своей земной жизни; правда, рассказы не отличались точностью, что понятно и простительно, учитывая немалый временной отрезок. Мечтательно, а впрочем убедительно, вещала она о Парфеноне и Форуме, об Эгейском море (столь дивно голубом), о катакомбах (столь черных), о восхитительных итальянских и греческих закатах… Тем большее впечатление производили ее слова, что сам Людовик никогда не бывал за пределами страны, в которой появился на свет.
Однако откровения Астерии об ее теперешнем бытии гораздо больше занимали собравшихся на сеанс, ведь в конце концов любой из них мог запросто купить билет до Рима или Афин и собственными глазами увидеть и катакомбы, и закаты. О, там, куда перенеслась Астерия, принято было помогать новичкам, и все находились в состоянии упоительного восторга беспрестанной деятельности во имя духовного роста. Имелись в том мире источники подкрепления сил и средства для релаксации, как-то: великое множество прекрасных цветов и фруктов тонкого вкуса, реки с хрустальной водой и бирюзовые горы, воздушные одеяния и уютные жилища. Правда, это все было нематериально; о цветах или платьях «помышлялось» – и они возникали.
Астерия знала многих друзей и родственников, в разное время утраченных членами кружка, где главенствовал Людовик; через нее умершие посылали живущим любовные приветы и нежные думы. К примеру, был некто Джордж; кто-нибудь из присутствующих знавал Джорджа? Очень часто кто-нибудь его действительно знавал. Джордж оказывался либо покойным супругом, либо отцом, либо малюткой-сыном, почившим до срока; Джордж сообщал о том, как счастлив в своем новом бытии, и о том, сколько любви шлет оставшимся «в материальном плане». Разобравшись с Джорджем, Астерия говорила, что пообщаться с близкими хочет Джейн, а если никто в кружке не имел среди бесценных усопших никакой Джейн – очередь была за Мэри. Астерия вполне удовлетворительно объясняла, как так получается, что среди тысяч постоянно уходящих из этой жизни ее Астерию, духовную путеводительницу Людовика Байрона, выбирают для контактов именно родные и близкие тех дам и джентльменов, что приглашены на его сеанс. Оказывается, души приносит к ней, Астерии, потоками сострадания.
Далее, поскольку сеанс и так уже длился немало времени, Астерия заявляла, что силы ее слабеют, прощалась, и голос ее постепенно сходил на нет. Людовику тут следовало очнуться от транса и выслушать похвалы. Бывало, он вовсе не впадал в транс; на таких сеансах Астерия использовала его руку и его карандаш, выдавая целые страницы автоматического письма; язык был английский, но отличался затейливостью и имел оттенок иноземности, ведь там и сям Астерия вставляла словечки совсем другого, не поддающегося расшифровке алфавита; возможно, греческого. Это Джордж, Джейн и Мэри диктовали Астерии, а Людовик записывал с ее подачи. Иногда Джордж, Джейн и Мэри, расшалившись, подвергали критике либо женину шляпку, либо мужнин галстук; разумеется, с единственной целью – доказать, что они действительно здесь присутствуют. А еще каждый из членов кружка мог вопрошать Астерию, и она давала превосходные ответы.
Сильвия и Виолетта не достигли еще уровня Людовика с Астерией; лишь недавно Сильвия открыла у себя дар и вступила в контакт со своей духовной путеводительницей. Виолетта происходила из знатной флорентийской семьи. Родилась она (если говорить о материальном плане) в 1492 году; дата интересная, ибо означает, что Виолетта была современницей Савонаролы и Леонардо да Винчи. Действительно, она часто слушала проповеди первого, а второго видела за мольбертом. Приятно было узнать от нее, что Савонарола и в ином мире приводит паству в экстаз, а Леонардо пишет картины, многократно превосходящие созданное им на земле. Правда, это не материальные картины – это картины-мысли. Леонардо помышляет о них – и они появляются. Данная подробность, полностью совпадая с откровениями Астерии насчет цветов, считалась подкрепляющим доказательством.
Зима и весна, о которых пойдет речь, были для Людовика периодом напряженным. Миссис Сэпсон, которая не пропускала почти ни одного сеанса, даже решила подступить к Людовику с уговорами: мол, ему необходим отдых, пусть краткий. Людовик упирался. Он ежедневно давал по пять полноценных сеансов (один логически вытекал из другого), и мысль о прерывании, хоть и ненадолго, деятельности, которая столь просветляла такое множество людей, была ему противна. Однако миссис Сэпсон проявила смекалку, на очередном сеансе спросивши у Астерии, не следует ли Людовику отдохнуть, на что Астерия отвечала буквально следующее: «Мудрость советует осторожность; быть посему». Когда сеанс окончился, миссис Сэпсон, вооруженная потусторонней поддержкой, с удвоенной энергией стала перечислять аргументы в пользу отдыха. Вдова монументальных форм и решительного нрава, она без счету получала приветы от своего мужа Уильяма, который в материальном плане был вспыльчивым биржевым маклером, но, переместившись в план нематериальный, дивно умягчился и осознал, что зарабатывать деньги, теряя при этом самообладание, – занятие весьма пагубное.
– Дорогой мистер Людовик, – говорила миссис Сэпсон, – вам просто необходима передышка. Неужели вы проигнорируете совет милой Астерии? Вдобавок я уже все продумала. У меня есть очаровательный домик в Суссексе, неподалеку от городка под названием Рай; и сейчас он пустует. Прежний жилец… он… в общем, он внезапно отказался от аренды. Местечко прелестное, и оно словно бы ждет именно вас. Притом я не возьму арендной платы – вам нужно будет раскошеливаться только на питание; вы сможете играть в гольф и купаться в море. Поверьте, мой дом идеален для погружения в себя; и, как знать, вдруг вам явится некий чудесный гость – конечно, не из плоти и крови, ибо докучливых соседей там просто нет!
Столь сердечное предложение, разумеется, изменило настрой Людовика. Он вмиг почувствовал, что запросто может оставить свои духовные труды недельки на две, и ущерб от этого будет куда меньше, чем ему представлялось, пока он считал, что проживание за городом придется оплачивать. Он любезно поблагодарил миссис Сэпсон и пообещал спросить совета у Сильвии, которая в тот момент была занята с Виолеттой. Сильвия горячо поддержала идею, и дело решилось. Вечером накануне отъезда брат с сестрой вели оживленную беседу.
– Поразительно, как добра миссис Сэпсон, – произнес Людовик. – Я удивляюсь только, почему она раньше не
