Хоррормейкеры - Пол Дж. Тремблей
Клео подходит к Глисту, светя фонариком на пол, медленно берет за правую руку и ведет к символам на полу, хотя в этом уже нет необходимости. Она знает это, но ей комфортнее проявить ответственность и продолжить ритуал.
Глист подчиняется. Его грудь вздымается и опадает, но дыхания не слышно.
Клео оставляет его стоять на месте. Она подходит к Карсону и поворачивается к нему спиной с рюкзаком.
КЛЕО (Карсону): Убери это и достань из моего рюкзака скотч.
Карсон смотрит на бензопилу в руках так, словно не понимает, откуда она у него взялась. Затем подходит к учительскому столу и швыряет ее туда. Лениво вытирает руки о штаны, как будто бензопила оставила какие-то следы.
Глист поворачивает голову и пристально смотрит на Карсона.
Карсон заходит Клео за спину и роется в ее рюкзаке.
КЛЕО (почти шепотом): Должен быть сверху.
КАРСОН: Я ничего не вижу.
Глист стоит неподвижно, не шелохнувшись.
Карсон достает рулон скотча, подбрасывает в воздух и ловит, как бы показывая, что ничего страшного не происходит, что ситуация под контролем.
Валентина достает из сумки мясницкий нож. Лезвие в тени кажется продолжением ее руки.
ВАЛЕНТИНА (Карсону): Ты поможешь?
КАРСОН: Ага. Да.
Карсон обходит Глиста сбоку, стараясь не подходить слишком близко.
Клео светит фонариком на забинтованную руку Глиста. Бинты грязные, покрыты коркой. Пальцы не шевелятся и не покрыты чешуей, как остальное тело.
Валентина вкладывает в забинтованную ладонь Глиста рукоятку ножа. Свет фонаря Клео, неудачно попавший на лезвие, дает солнечный зайчик и ослепляет нас. Мы слышим, как Карсон отрывает кусок скотча.
Валентина берет податливые пальцы Глиста и двигает ими, смыкая вокруг рукоятки, крепко держась за его предплечье.
Карсон накладывает на руку и рукоятку скотч, не торопясь обматывает вокруг, аккуратно разглаживает неровности.
Закончив приклеивать нож к руке Глиста, ребята возвращаются к своим делам.
Глист, руки которого поначалу висели плетьми, поднимает правую руку, и лезвие ножа снова сверкает солнечным зайчиком, ослепляя нас.
Валентина мастерит записку-предсказание, зарывшись пальцами в складки бумаги.
ВАЛЕНТИНА (Глисту): Какой твой любимый цвет?
Молчание.
КЛЕО: Его любимый цвет – синий.
ВАЛЕНТИНА (перебирая пальцами бумажные лепестки): С-И-Н-И-Й.
На мгновение останавливается.
ВАЛЕНТИНА: В кого ты тайно влюблен?
Глист молчит, он неподвижен.
Ребята переглядываются, будто раскрывая друг другу карты.
Валентина открывает и закрывает записку, произнося имя одними губами. Можно было бы попробовать разобрать, но она слишком быстро его произносит, и мы не успеваем.
ВАЛЕНТИНА: Выбери число от 1 до 4.
Глист вдруг проявляет активность, поднимая три пальца левой руки.
Валентина меняет складку, разворачивает лепесток и показывает его Глисту.
КАРСОН (шепотом): Разве он не должен выбрать…
Клео толкает его локтем.
Мы не видим лепестка, но можем предположить, что там.
Валентина сминает записку и выбрасывает ее.
ВАЛЕНТИНА: Пойдем. Ты с нами.
Ребята одновременно вскакивают и врезаются друг в друга. Сейчас нам не смешно, мы чувствуем их страх, панику и волнение. Они шепотом извиняются друг перед другом, и Карсон неловко кладет скотч обратно в рюкзак Клео. Они медленно бредут к двери класса.
Глист за ними не идет. Он остается там же, где и был.
Троица до самой двери не замечает, что его нет.
Ребята направляют на Глиста оба фонарика, лучи на таком расстоянии рассеиваются, класс обретает призрачный флер.
Мы ждем и смотрим, смотрим на его маску, внезапно поняв, что ее черты могут дергаться, шевелиться.
КАРСОН (шепотом, вроде бы ни к селу ни к городу): Это точно класс мистера Кита. Хотел бы я забыть «Крокодила».
ВАЛЕНТИНА (раздраженно, с волнением в голосе): Чувак? Ты в норме?
КЛЕО (Глисту): Эй, все хорошо. Пора.
Глист размеренно шагает вперед с ножом в руке. Мы видим, как он идет к двери класса, и задаемся вопросом, что сейчас будет.
РЕЗКИЙ ПЕРЕХОД
Глава 14. Прошлое: Дома у Валентины (ч. 1)
В середине апреля 2008 года, спустя пятнадцать лет после неожиданного звонка и предложения сняться в «Фильме ужасов» от Валентины и Клео, на автоответчике появилось новое сообщение. Валентина прислала его на мобильный по голосовой почте.
После заседания мы не общались. Не знаю, как она узнала мой номер на этот раз. Она никогда не говорила мне об этом.
Я, конечно, не узнал номер телефона, с которого пришло сообщение по голосовой почте, но узнал голос Валентины, несмотря на то что он был хриплым, слабым и далеким. Она говорила словно с дальнего конца большой комнаты (вроде столовой Карсона). Мне трудно не связывать все произошедшее с фильмом, особенно сейчас.
Валентина сказала в сообщении, что у нее ко мне предложение. Рассмеялась было, но смех перешел в кашель. Она не извинилась ни за смех, ни за кашель. Добавила, что предложение серьезное. Хитрюга повторяла свое же сообщение от 1993 года. Самое удивительное: я не помнил, что именно она сказала, пока не услышал те же слова. Мы словно угодили в альтернативный сценарий, но осознанно повторяли то, что произошло тогда.
Оглядываясь назад, можно сказать, что Валентина даже на смертном одре думала только о кино.
* * *
Я не знал, как сложилась жизнь Валентины после «Фильма ужасов». Даже удивился, что она до сих пор живет в родном городе. Учитывая все случившееся на съемках и после них плюс ее сложные отношения с родителями, я думал, что она сбежит из города, как жертва от маньяка. Может, Валентине в какой-то степени нравилось быть парией, плохим примером. Но задиралась она при этом редко. Именно такое сочетание всегда меня восхищало.
По пути к ней я заглянул заодно и в заброшенную школу из фильма. Я ожидал увидеть руины, груду обломков или пустой участок, выставленный на продажу. Но кирпичное здание школы перестроили в кондоминиум с многоквартирным домом, а на месте школьного двора воцарилась парковка.
Нельзя остановить прогресс, нельзя остановить перемены. Мне стало интересно, кто живет в классе, в котором мы учились, чем стала подсобка и что может скрываться в ее углах.
Я подъехал к дому Валентины, скромному мысу в полумиле от дома ее родителей и в трех кварталах от улицы, на которой проходили основные городские съемки.
Я припарковался на обочине. Здесь не было бордюра, который отделял бы дорогу от потрескавшегося узкого тротуара. Снаружи дом был выкрашен в желтый цвет с белоснежной
