Хранитель мировой поверхности - Бусейна аль-Иса
Говорили, что во времена доступности телефонов пары вообще перестали смотреть друг на друга, все оказались поглощены происходящим на экранах своих приборов, что, конечно, было чревато последствиями.
Однако старик не слишком верил в эти истории.
– Правительство не станет рационализировать технологии только ради счастливых браков, – говорил он. – Знаете ли вы, что в двадцать первом веке сотни тысяч мобильных телефонов были захвачены для выдвижения демократических требований?
– Удивительно, – ответил Цензор. – Какая пустая трата времени!
Реки крови были пролиты во имя демократии. Парламенты заполнили худшие из человеческих существ – пьяницы, воры, дегенераты, – и все потому, что люди голосовали за них. Он никогда не был поклонником этой идеи.
Но если люди требовали демократии, он не понимал, как тогда демократии могли пасть, породив Новый мир. Старик ухмыльнулся, когда он спросил его об этом.
– Это потому что демократия никогда не была по-настоящему установлена.
Тогда он порадовался, что никогда не узнает, каким был мир до Революции, хорошо, что сегодня не существует ничего, что могло бы доказать или опровергнуть любую историю о том, что произошло тогда.
– Системы, построенные на промывании мозгов, могут превратить вас из деревянного человечка в осла, – сказал Секретарь.
Хранитель Библиотеки не понял метафоры, но она показалась ему забавной. Правительство прилагало все усилия, чтобы изменить прошлое. «И, однако, прошлое, по природе своей изменяемое, изменению никогда не подвергалось. То, что истинно сейчас, истинно от века и на веки вечные», – пронеслись у него в голове слова из книги.
Вот почему они сделали его Хранителем Библиотеки. Им нужно сохранить коллективную память в мире, где мозги промывают самыми сильными моющими средствами. Он продолжал крепко сжимать руль, в то время как «ум его забрел в лабиринты двоемыслия. Зная, не знать; верить в свою правдивость, излагая обдуманную ложь; придерживаться одновременно двух противоположных мнений, понимая, что одно исключает другое, и быть убежденным в обоих; логикой убивать логику; отвергать мораль, провозглашая ее; полагать, что демократия невозможна и что партия – блюститель демократии; забыть то, что требуется забыть, и снова вызвать в памяти, когда это понадобится, и снова немедленно забыть, и, главное, применять этот процесс к самому процессу – вот в чем самая тонкость: сознательно преодолевать сознание и при этом не сознавать, что занимаешься самогипнозом». Это как верить в то, что Земля круглая и плоская одновременно. Он знал эти строки наизусть, хотя прочел их лишь единожды. Его разум превратился в магнит: слова липли к нему, как стальная стружка, скапливаясь в изгибах и закоулках его мозга, постоянно принимая новые формы. Его голова была заполнена мыслями, которые ему не принадлежали, но это его не беспокоило. Даже когда голоса вступали в перепалки и споры, а некоторые переходили на крик – все равно, по крайней мере, ему не было одиноко.
Через полчаса он добрался до места назначения: автомобильного кладбища в миле от Лабиринта. Он заглушил мотор и – как и велел Секретарь – вышел в ночь, проходя между остовами заброшенных машин. Эти машины работали на топливе, но потом их заменили электрическими. Вдали забрезжил слабый свет. Он был в километре от него, может быть, чуть дальше. Цензор понял, где Лабиринт. Теперь оставалось только не затеряться самому.
Пока он шел, до него доносилось мяуканье кошек, и шелест крыльев какой-то птицы – он не мог определить, какой именно, возможно, это вообще была летучая мышь, – и шорох его собственных шагов. Он знал эту местность: раз в год, в День Очищения, она заполнялась ларьками с товарами из Старого Мира, которые теперь уже были никому не нужны.
Именно в этот день Правительство демонстрировало гражданам свою победу: прошлое превратилось в нелепый музей. Любой посетитель, заглянувший в мир вчерашнего дня, почувствовал бы, что он ничего не потерял. Каждый год это место наводняли актеры и акробаты, здесь устанавливались витрины, на которых демонстрировали мобильные телефоны, планшеты, ноутбуки, фотоаппараты, компакт-диски и прочий бесполезный хлам. В прежние времена люди посещали музеи, чтобы восхищаться достижениями предков. Сегодня музеи знакомят человечество с отсталостью прошлого. Все эти бесполезные изобретения, для чего они нужны? И почему, если эти знания и изобретения так ценны, прежний мир рухнул? Да, то была эпоха человеческой глупости, но мы смогли выбраться из нее, и теперь нам нужно попасть в эпоху мудрости. Почему-то Цензору вспомнилась фраза из книги: «Незнание – сила», но незнание было скорее мягкой, безвредной силой, в чем-то даже невинной. Когда-то давно он охранял невежественное блаженство мира и спасал человечество от пороков избыточного познания. Теперь же он переступил черту, вкусив запретный плод и пристрастившись к чтению книг.
Поскольку, по словам Секретаря, Правительство понимало, что не может полностью контролировать желания людей, оно дало им один день в году, чтобы предаваться несбыточным фантазиям. Совершенно законно предаваться безрассудствам. В этот день дозволялись пьянство и разврат, можно было отбросить всякое подобие достойного поведения. Это место заполняли люди в смешных костюмах: обезьяны, принцессы, драконы, роботы, рыцари и пираты. Повсюду виднелись туфли с острыми носками, тюрбаны, кривые сабли и пышные юбки. Цензор всегда задавался вопросом: почему Правительство разрешало это ежегодное путешествие в прошлое?
Только для того, чтобы еще раз объявить о своей победе? Это был любимый день его жены, да и дочери тоже. В этот день он скупал в импровизированных лавках причудливые наряды, а еще – разноцветные конфеты, жареную кукурузу в початках, вареные каштаны, карамельные яблоки – такой выбор, столько вариантов! Одна мысль обо всем этом утомляла его.
На земле были свалены книги, фальшивые книги из пробки, их использовали в качестве топлива для Огня Очищения. Чиновники пропитывали их керосином и позволяли народу бросать в огонь. К празднику изготовляли Семеро Чучел, олицетворяющих людей определенных профессий:
