Догоняя рассвет - Рэдрик Нанн
– Перед тобой стою только я.
Оберон повелительно махнул рукой кому-то позади Лироя. У выхода из зала находился вампир с ниспадающими до талии огненно-рыжими волосами, при первом же взгляде на которого Лирой неприязненно сморщился. Виктор – отец интриг всего клана – понимающе кивнул в ответ немому приказу и немедленно покинул зал.
– Стоило Альвару выйти воздухом подышать, как ты уже втиснул зад в его трон, – с легкой усмешкой произнес Лирой.
– Альвар здесь больше не имеет права голоса, – беспечно ответил Оберон. – Боюсь, мы его уже никогда не услышим.
Эти гордые слова, произнесенные вкупе с какой-то беглой веселостью, поселили в душе Лироя свинцовую тяжесть.
– Что происходит? – насупившись, потребовал он объяснений самым грозным тоном, на который только был способен, будучи страшно неуверенным внутри.
– Клан ждет изменений к лучшему, – по залу медленным потоком меда растекся голос Веноны. – А радикальные перемены, как и любая борьба, нуждаются в большой отваге, которой располагает не каждый лидер.
– Иначе говоря, Альвару не место на этом троне, – подвел черту Оберон. – Видишь эти красные знамена? Это знамена тех, кто стремится к свободе. Тех, кто желает прекратить прятаться по темным углам, как крысы, и начать брать свое. Альвар заключил сделку с твоим братом, поставив нас в еще более унизительное положение. Это стало последней каплей. Мы – столетние вампиры – должны подчиняться воле Моретта? Брать столько, сколько позволит какой-то поганый человек? Я не согласен. А потому настоял на том, что мы можем взять больше. И я приведу нас к большему, – Оберон говорил воодушевленно и искренне, как подобало главе повстанческого движения. – Как видишь, у моих идей нашлись последователи. Я стал тем, кем Альвар никогда не был. И вот где теперь я, – вампир похлопал ладонью по подлокотнику трона, – и где он, – после чего многозначительно бросил взгляд вниз.
Несмотря на объединение в себе самых разных гнусных черт, от собственнических замашек до изощренного садизма, Оберон внушал уважение смелостью своих мыслей, умением убеждать и выдающейся твердостью характера, поэтому Лирой легко поверил в то, что вампиру удался переворот.
Это объясняло нападение в Ночь пламени.
– Что с Рю?
Наконец Оберон поднялся с трона во весь немалый рост и приблизился настолько тесно, что у Лироя дыхание волнительно застопорилось в легких. Этот шаг всколыхнул забытое чувство сильной, но болезненной привязанности, напомнил о привычке быть с Обероном неразлучными.
– Ты ведь не думаешь, что я убил брата своего лучшего друга? – вампир осматривал Лироя взглядом, полным милости и обманчивого бескорыстия. – Останься, и я отпущу Рю, простив обиды.
Глаза Оберона вдруг замерли на шее Лироя. С видом, демонстрирующим неподдельное отвращение, вампир вытянул с груди крест.
– Я не на настолько сильно его люблю, – Лирой резко отпрянул, вырывав цепочку из тонких бледных пальцев.
– Мне следовало ожидать подобный ответ после всех историй, которые ты поведал мне, – Оберон не преминул вновь растревожить душу делами прошлых лет.
Грудь сдавил змей презрения. Лирой не заметил, как на запястья вдруг опустилась тяжесть металлических кандалов. Схватив под руки бедного Моретта, привратники тьмы потащили его из зала.
– В зеркальную комнату, – приказ Веноны эхом разлетелся под каменным сводом, прежде чем за спиной захлопнулись двери.
Лирой оказался не в том положении, чтобы сопротивляться двум превосходящим по силе вампирам. Он следовал в покои Веноны, предвкушая оказаться в знакомой, некогда располагающей к отдыху обстановке, обустроенной капризной женской рукой. Зеркала здесь находились повсюду: на стенах, возле комода и напротив кровати, но не из себялюбия хозяйки. Уверенной в своей притягательности Веноне не требовалось столько подтверждений ее красоты. Зеркала, наблюдавшие за закованным в цепи мороем, служили инструментом магических чар.
– Помнишь это место? – неспешным шагом вошла Венона, отпустив вампиров легким взмахом руки. – Что мы видели с тобой в этих зеркалах, предаваясь неудержимому желанию? – мечтательная усмешка пробежала по алым губам женщины. – Признайся, нам было хорошо.
Лирой не хотел даже допускать мыслей об этом, поскольку с содроганием вспоминал, чем обернулись для него эта долгая тесная связь. Он стоял посреди зеркальных покоев, бросая исподлобья взгляд на Венону, и думал о том, что предпочел бы быть вечно гонимым семьей, чем вернуться хоть на минуту во времена, о которых колдунья говорила с улыбкой.
– В вампирах мне больше всего привлекательна похоть. Потворство голоду и желанию своего тела, – вслух размышляла Венона. – Оберон обратит меня, когда моя красота достигнет пика расцвета, и я смогу запечатлеть в вечности свой лучший возраст. А пока я недостаточно хороша для тебя, Лирой, верно? Как быстро ты успел обзавестись подругой и забыть, кто облегчил твое одиночество, – остановившись у зеркала, ведьма взглянула на отражение, в котором возник образ Амари. – Мне притвориться ей, чтобы воззвать тебя к тем первобытным чувствам, которые ты испытывал рядом со мной?
– Только если не побоишься спрыгнуть с высокой башни, – ироничным намеком, понятным ему одному, Лирой подсказал, что Веноне не воссоздать ту присущую Амари бесшабашность, сразившую его сердце.
Не разобравшись, что он подразумевал, Венона высокомерно задрала нос.
– В этих зеркалах таится прошлое, настоящее и множество вариантов будущего. Тебе интересно, что ждет впереди?
– Надеюсь, бочонок вина и любимая женщина на шелковых простынях.
Венона надула губы. Ее темные брови изогнулись с надменным недоумением.
– Оставлю тебя подумать над другим развитием событий.
И на этом она покинула комнату, двигаясь с неизменной грацией королевской особы. По ту сторону дверей прозвучал двойной щелчок, заперев Лироя в плену собственных отражений.
Убедившись, что Венона не намеревалась вернуться, он нырнул лицом под куртку, чтобы зубами стянуть с ворота сорочки приколотую самодельную отмычку, к ношению которой обязывал статус вора. Вставил острым концом в замочную скважину кандалов, прощупал стержнем внутренний механизм и начал постепенно поворачивать заколку, повидавшую разных препятствий.
Раздался звонкий лязг. Обыденный звук для вора, умеющего орудовать отмычками, принес столько радости и облегчения, словно Лирой только что открыл счет взломанным замкам. Освободив обе руки, он прошелся по комнате в какой-то смутной надежде застать у Веноны что-то полезное и компрометирующее, но то, что Лирой увидел чуть погодя, заставило его прийти в глубокий панический ступор.
В зеркале величиной во всю стену предстала картина с измученным узником в тяжелых цепях. Избитый до синяков, посеревший в неволе, он хрипло дышал, точно каждый вздох, каждый сорвавшийся болезненный стон могли стать последними. Узник
