Злая. Сказка о ведьме Запада - Грегори Магуайр
Толпа уже собиралась, разносчики торговали горячим шоколадом в высоких керамических стаканах, а компания самодовольных молодчиков забавлялась тем, что исполняла пародию на старый унионистский гимн, чем немало досаждала пожилым горожанам. Снег падал на всех и всё – на огни, на театр, на толпу; он оседал в горячем шоколаде, обращался в ледяную кашу на брусчатке.
Смело, глупо, не утруждаясь принять осознанное решение, Фиеро взбежал по ступеням на крыльцо частной библиотеки неподалёку, чтобы не упускать из виду Эльфабу, которая уже растворилась в толпе. Неужели в театре должно произойти убийство? Или поджог, чтобы невинные любители искусства запеклись, как каштаны? Будет одна-единственная жертва, назначенная цель, или нужны хаос и катастрофа – чем хуже, тем лучше?
Он не знал, для чего именно остался. Чтобы предотвратить то, что собиралась сделать Эльфаба? Спасти хоть кого-то от беды? Помочь случайным пострадавшим, а может, просто стать свидетелем, чтобы узнать о ней больше? Или, по крайней мере, чётко понять, любит он её или нет?
Эльфаба бродила в толпе кругами, будто пытаясь кого-то выследить. Фиеро вдруг осознал – невероятно, но она, похоже, даже не знала, что он здесь. Она полностью сосредоточилась на поиске жертвы, а он, видимо, не годился на эту роль. Но как Эльфаба могла не чувствовать, что её возлюбленный здесь, на одной с ней площади, под открытым небом, в котором ветер колышет снежные завесы?
Из переулка между театром и соседней школой появилась фаланга штурмовиков. Они выстроились перед стеклянными дверями. Эльфаба поднялась по ступеням старого рынка шерсти, напоминавшего каменную беседку. Фиеро заметил: она что-то прятала под плащом. Взрывчатку? Какой-то магический инструмент?
Были ли на площади её сообщники? Ориентировались ли они друг на друга? По мере приближения часа оратории толпа становилась всё гуще. За стеклянными дверями служащие театра устанавливали стойки и натягивали бархатные канаты, чтобы обеспечить чинный проход в зал. Никто с таким упоением не толкался и не пихался в общественных местах, как богачи, – Фиеро хорошо это знал.
Из-за угла здания на дальнем конце площади вывернул экипаж. Он не мог подъехать прямо к дверям театра – толпа была слишком плотной, – но продвинулся настолько, насколько это было возможно. Почувствовав присутствие некой важной особы, люди немного притихли. Может, это неуловимый Волшебник прибыл с незапланированным визитом? Кучер в тековой меховой шапке распахнул дверцу и протянул руку, помогая пассажиру выбраться.
Фиеро задержал дыхание; Эльфаба застыла, точно окаменевшее дерево. Явилась её цель.
На тёмную заснеженную улицу в водовороте чёрного шёлка и серебряных блёсток из кареты выплыла огромная женщина – властная и величественная. Это была не кто иная, как мадам Моррибль; даже Фиеро сразу узнал её, хотя до того встречал всего один раз.
Он увидел, что Эльфаба знала – именно этого человека она должна убить. В одно мгновение всё стало совершенно ясно. Если её схватят и станут допрашивать, то мотив будет как на ладони – просто сумасшедшая студентка из Крейг-холла, колледжа мадам Моррибль, затаила обиду и по злопамятности решила отомстить. Покушение продумали абсолютно идеально.
Но неужели мадам Моррибль была причастна к козням Волшебника? Или всё это – лишь хитрый манёвр, чтобы отвлечь внимание властей от некой более важной цели?
Плащ Эльфабы дёрнулся; её рука двигалась вверх-вниз под тканью, точно заряжала оружие. Мадам Моррибль громогласно поприветствовала толпу, – даже те, кто не узнал её в лицо, вполне оценили если не её внушительные формы, то зрелищность прибытия.
Глава Крейг-холла сделала шага четыре в сторону театра, опираясь на руку механического слуги. Эльфаба подалась чуть вперёд из-под козырька старого шерстяного рынка. Её подбородок резко выступал из-под платка, нос воинственно торчал. Казалось, одними лишь зазубренными краями собственных природных черт она могла бы разрезать мадам Моррибль в клочья. Руки её продолжали налаживать и собирать что-то под плащом.
Но тут распахнулись настежь входные двери здания, мимо которого проходила мадам Моррибль, – но не театра, а соседней школы, женской семинарии мадам Тистан. Из дверей высыпала стайка школьниц, девочек из высшего класса. Что они делали в школе в канун Лурлинских святок? Боковым зрением Фиеро уловил дикое, неверящее изумление на лице Эльфабы. Девочкам было по шесть-семь лет: маленькие сливочные комочки несозревшей женственности, завёрнутые в меховые накидки, замотанные меховыми шарфиками, обутые в сапожки с меховой опушкой. Они смеялись и распевали песни, пронзительно и фальшиво, – как взрослые из высшего общества, которыми им суждено было стать в будущем. Среди них выделялся актёр пантомимы, изображавший Фею Принеллу. Согласно обычаю, это был мужчина, загримированный клоунскими красками, с комично подпрыгивающим бутафорским бюстом, в парике, пышных юбках, соломенной шляпе и с огромной корзиной, из которой сыпались побрякушки и безделушки.
– О, светская львица, – пропел он мадам Моррибль, – возьмите у Феи Принеллы подарочек на счастье!
На мгновение Фиеро померещилось, что сейчас переодетый актёр вытащит нож и убьёт мадам Моррибль прямо на глазах у детей. Но нет – так далеко планирование заговорщиков не заходило. Это действительно было неудачное совпадение, неожиданное препятствие. Никто не учёл, что сегодня вечером у школы может быть какое-то мероприятие и визгливая стайка школьниц будет жадно дёргать за юбки ряженого актёра.
Фиеро обернулся посмотреть на Эльфабу. На её лице застыла гримаса отрицания. Дети встали на пути того, что она собиралась сделать. Маленькая неуправляемая стайка носилась наперегонки вокруг Главы, дразнила Фею Принеллу, девочки напрыгивали на неё и хватали подарки. Они были случайной помехой – шумные, невинные дочки магнатов, деспотов и генералов-мясников.
Он видел, как Эльфаба судорожно думает, как поступить, видел, как её руки боролись сами с собой – действовать дальше или бросить свою затею, какой бы она ни была.
Мадам Моррибль двинулась вперёд, как огромная платформа на параде в честь День Поминовения, и двери театра отворились перед ней. Она уверенно прошествовала внутрь, в безопасность. Снаружи дети продолжали плясать и распевать песни под снегопадом, толпа колыхалась то в одну, то в другую сторону. Эльфаба съёжилась и прижалась спиной к колонне, дрожа от ненависти к себе так сильно, что Фиеро видел это с расстояния в пятьдесят ярдов.
Он начал пробираться к ней – и будь что будет, – но к тому времени, как он добрался до ступенек, она в первый и единственный раз умудрилась от него ускользнуть.
Толпа постепенно заполняла театр. Дети визгливо выводили свою песню посреди улицы, захлёбываясь
