Правильный Драко - Tasadar
— Не смей! — выкрикнула Гермиона, но было поздно.
Парень с любопытством сунул руку прямо в ревущий лазурный поток.
Все замерли, ожидая крика боли и запаха палёной плоти. Но близнец лишь удивлённо моргнул, пошевелил пальцами в самом пламени и, обернувшись к брату с широкой улыбкой, восторженно выдохнул:
— Ты глянь, Джордж! Оно не жжётся!..
Драко, наблюдавший за этой сценой, почувствовал, как внутри всё похолодело. Его глаза расширились от внезапного осознания.
«Это не Адское пламя, — мелькнуло в его голове. — Адское пламя — это неукротимый хаос. Оно не делает различий. Оно пожирает всё — врагов, создателя, случайных свидетелей. Оно не бывает избирательным. Но это… не тронуло Уизли. Оно знает, кто свой, а кто чужой. Что же это за заклинание?..»
А затем, повинуясь взмаху руки Корвина, огненная стена вздыбилась. Лазурные языки сплелись в воздухе, формируя гигантскую, чудовищных размеров фигуру.
Над Хогсмидом расправил крылья исполинский пламенный ворон.
— Иди, — приказал Корвин.
Огненная птица издала беззвучный крик и сорвалась с места. Она пронеслась сквозь ряды авроров, и те в ужасе зажмурились, ожидая смерти, но магический огонь прошёл сквозь них, как тёплый летний ветер, не опалив даже волос.
Но когда ворон обрушился на стаю Фенрира Сивого, всё изменилось.
Раздался единый многоголосый вой — полный боли и ужаса, — который оборвался так же внезапно, как и начался.
Когда синяя вспышка угасла, на том месте, где секунду назад бежали десятки свирепых зверей во главе с самым страшным оборотнем Британии, не осталось ничего.
Ни тел. Ни костей. Даже пепла.
Пламя сожрало их целиком, стерев само их существование из ткани реальности.
Огненный ворон сделал крутой вираж, накрывая собой остатки наёмников, пытавшихся сбежать через переулки. Снова вспышка — и тишина.
Закончив жатву, исполинская птица с невероятной скоростью вернулась к своему создателю, втянулась в его палочку и растворилась, оставив после себя лишь запах озона и раскалённого камня.
На поле боя повисла оглушительная, мёртвая тишина. Никто не смел даже пошевелиться.
Взгляды всех — студентов, приезжих, жителей деревни и авроров — были прикованы к одной фигуре.
Корвин стоял в центре дымящейся мостовой, опустив палочку. От него исходили почти видимые волны сырой, первобытной магической силы, которую он, казалось, больше не считал нужным скрывать. Воздух вокруг него вибрировал, искажая пространство.
Обычные наёмники, те немногие, кто уцелел, вжались в стены, выронив палочки от животного ужаса. Даже Беллатриса, безумная Беллатриса, отступила на шаг, её глаза расширились.
Лишь Долохов не выглядел испуганным. Но на его лице не осталось и следа от скуки. Теперь он смотрел на профессора с хищным интересом, подавшись вперёд, как дуэлянт, который наконец-то, спустя годы поисков, встретил достойного, равного себе противника.
Драко смотрел на спину учителя и чувствовал, как по коже бегут мурашки. Он знал Корвина как строгого, умного наставника. Но сейчас перед ним стоял не учитель. Это был монстр. Страшный, могущественный монстр, который, к счастью, выбрал их сторону.
Корвин медленно повернул голову к Пожирателям. Его глаза, обычно спокойные, сейчас казались двумя провалами в бездну — чёрными, затягивающими, полными холодной, расчётливой ярости.
Он смотрел на убийц не как на угрозу.
Он смотрел на них так, как опытный охотник смотрит на дичь, которая сама по глупости забрела в его ловушку.
Он поднял ногу и сделал первый шаг. Его губы едва заметно шевелились, сплетая тихий, шипящий шёпот на незнакомом гортанном языке, от которого вибрировал воздух, а кончик палочки тускло засветился багровым.
Едва подошва его сапога коснулась брусчатки, по камням, словно трещины по тонкому льду, побежали огненные линии. Это были символы. Древние угловатые руны вспыхнули в пыли, выстраиваясь в сложную геометрическую вязь. Они напоминали те самые знаки, что Корвин когда-то демонстрировал в Дуэльном клубе, только теперь масштаб был иным.
Второй шаг.
Шёпот становился всё громче, переходя в ритмичное, давящее бормотание. Светящаяся паутина рванула дальше, захватывая всё больше пространства. Одиночные руны начали сплетаться, образуя концентрические круги и спирали. Они ползли по мостовой, взбирались на стены ближайших домов, обвивали фонарные столбы.
Третий шаг.
И тогда стало ясно, что эта улица — лишь малая часть замысла.
Багровое сияние вспыхнуло с новой силой и хлынуло во все стороны. Вся деревня — от железнодорожной станции до забора Визжащей хижины — вспыхнула сложнейшим пульсирующим узором. Казалось, весь Хогсмид, каждый его камень, каждый закоулок и каждое здание были оплетены этой гигантской, единой сетью. Это была не импровизация — это была идеально подготовленная ловушка размером с деревню.
Все присутствующие — и защитники, и Пожиратели — заворожённо смотрели по сторонам, понимая, что стоят в центре чего-то грандиозного и древнего.
«Так вот чем он занимался…» — мысль вспыхнула в голове Драко. Все эти вечера и ночи, когда он «добровольно дежурил»… Он, Мерлин побери, покрывал рунами весь Хогсмид.
В памяти всплыло первое занятие Дуэльного клуба — тот день, когда Корвин объяснял принципы рунической магии. И теперь, складывая увиденное воедино, Драко понимал: они стоят внутри колоссального усиливающего контура. Фактически — внутри механизма абсолютного контроля территории.
Руны работали как проводящая схема. В такой среде для мага почти исчезало сопротивление: заклинания складывались быстрее обычного, сил требовалось заметно меньше, а реакция становилась куда более резкой и точной. Магия проходила через него ровно и беспрепятственно, как будто контур сам направлял поток туда, куда нужно.
Драко перевёл взгляд на оцепеневших Пожирателей и ощутил, как по губам скользнула тень усмешки.
А вот для них всё будет наоборот. Эти руны превратят землю под ногами в болото. Любое движение палочкой потребует вдвое больше сил. Концентрация собьётся, реакция упадёт…
Он не просто вышел на бой. Он заставил их играть по своим правилам. На своём поле.
Сделав эти три шага, профессор Корвин остановился в центре пылающего круга. Он медленно, с подчеркнутой аристократической грацией, завёл левую руку за спину, а правую с палочкой прижал к сердцу и склонился в безупречном дуэльном поклоне.
Но нападать первым никто не спешил.
Оставшиеся в живых наёмники инстинктивно попятились. В их бегающих взглядах читалось лишь одно желание — сбежать. Братья Лестрейнджи, обычно безрассудные и шумные, теперь стояли недвижимо, косясь на Антонина Долохова и, кажется, молчаливо признавая за ним право первого хода.
Но самой неожиданной оказалась реакция той, от кого все ждали безумного смеха и крика.
Беллатриса Лестрейндж молчала.
С её лица исчезло привычное выражение маниакального веселья и хищного безумия. Губы
