Гнев Несущего бурю (СИ) - Чайка Дмитрий

— Ай! — раздался возмущенный женский вопль. — Ты чего хватаешь! Стража!
— Да не ломайся ты, красивая, — послышался голос пьяненького купца, сидонца или тирца, судя по говору. — Обол дам. Пошли со мной.
— Вот попал дурак! Смотри, что сейчас будет! — захохотала Феано, которая, в отличие от Нефрет, в порту бывала часто. Ее подруга сюда соваться побаивалась. Она была довольно робка.
— Что случилось? — два воина из ветеранов, судя по красной оторочке хитонов, оказались рядом в мгновение ока.
— Он меня за руку схватил! — орала возмущенная молодка с корзиной, полной свежей рыбы. Тугая грудь, необъятная задница и пухлые щеки. Сидонца можно было понять, бабенка была неописуемо хороша.
— Свободная или рабыня? — спросили стражники. — Муж есть?
— Свободная. Муж гребцом в море, — охотно пояснила баба. — Я старосту уличного приведу. Он за меня свое слово скажет. Не шлюха я! Мужняя жена. А он меня за руку схватил!
— Пройдем с нами, почтенный, — вежливо сказали стражники.
— Куда это? — не понял сидонец. — Не пойду! Я тамкар сидонского царя. Что у вас тут за порядки такие?
— Ты свободную женщину за руку схватил, — вежливо пояснили воины. — Пойдешь в суд, заплатишь штраф пять драхм. Две ей, две в казну, одну нам. У нас пятая доля за труды.
— А если не пойду? — набычился купец, в голове которого все еще бродил хмель.
— А ты не ходи! — весело подмигнул ветеран. — Мы тогда тебе накостыляем от всей души, и заплатишь ты уже десять драхм. За сопротивление страже. Мы такое очень любим! Потому как удовольствие получить можно, да еще и денег заработать. Наша доля все равно пятая.
— Да вы… — купец отступил и схватился за рукоять ножа.
— А вот этого не надо, — сурово посмотрел на него нестарый еще воин. — Руку с ножа убрал! Мы, хоть из-за ран и уволены со службы, но тебя как малого ребенка затопчем. А если ты на стражника нож наставишь, то висеть тебе, почтенный, на кресте. А нам с того уже никакого прибытка. Ну что, добром пойдешь в суд?
— Добром, — выдохнул протрезвевший купец, который осознал, что дикие слухи, которые ходят про законы нового царя Кипра, не врут.
— Поехали в карты играть! — решительно сказала Феано и прикрикнула на нубийцев, которые вздохнули и вновь подняли носилки. Им идти обратно все те же десять стадий. Дом уважаемого купца находится почти что у самого акрополя. Такие богатые люди не селятся там, где день и ночь шумит простонародье.
— Так весело было! — заулыбалась Нефрет, слезы на щеках которой высохли совершенно. Она уже и думать забыла про своего непутевого мужа и его мудреные проблемы.
— Да, как всегда, — отмахнулась Феано. — Это же Гифия. Она этим ремеслом пятерых детей кормит, пока муж на весле горбатится. Ее весь порт знает, а стражники особенно. Отец у нее нищий рыбак, а она скоро лавку откроет и за стену переедет. Наш господин говорит, что Энгоми — город больших возможностей. Ну вот скажи, разве он не прав?
* * *Сегодня я дал себе волю поспать. Сам не знаю, что на меня нашло. Всегда с рассветом поднимался, а тут провалялся чуть ли не до полудня. Видно, накопилась усталость. Шутка ли, объехать половину острова, пить до полуночи с деревенской знатью, выказывая им свое расположение, инспектировать медные рудники… Ну как рудники! Ямы и неглубокие штольни, которые начали прогрызать горы Троодоса. Все шахты наперечет, потому что мелкие я закрыл, оставив только крупные. Так удобней учет вести. За незаконную добычу — три года в той же шахте положено. У меня теперь отряд егерей по горам бегает, ловит любителей запустить ручонку в закрома родины.
Я потянулся, прогоняя остатки сна, и окинул взглядом свою спальню. Бедненько. Все никак руки не доходят собой заняться. Простой кирпич стен и крошечное окошко под потолком, откуда льются веселые потоки дневного света. Ремонта здесь не было, зато кровать стоит роскошная, сделанная по моему личному проекту. Из ливанского кедра, с резной спинкой и ножками в виде вставших на дыбы дельфинов. Вместо дурацкого переплетения кожаных ремней я приказал уложить доски, а на них — матрас, туго набитый конским волосом. Отличная штука, резко раздвинувшая горизонты семейной жизни.
— Вставать пора! — я вскочил с постели и прошел в соседнюю комнату, соединенную со спальней незаметной дверью. Это ванная. А в ванной — умывальник, в который подается с крыши горячая вода. Как сделать смеситель, я еще не додумался, но над этим уже работают. Пока умываюсь, как английский лорд. Набираю в медный тазик воду из двух разных кранов и плещусь. Жутко неудобно. Надо перехватить кусок и мчать. У меня сегодня важнейшая встреча. Та, которую я ждал многие месяцы.
Син-аххе-эриба. Так звали моего алхимика, привезенного за тридевять земель. Имя у него какое-то дурацкое, означающее: Бог Луны Син дал братьев. Брехня. Никаких братьев у этого парня нет. Как нет родителей, жены, детей и мозгов. Если бы мозги у него были, он не проигрался бы в пух и прах в кости. Кстати, привет грекам, которые обвинили покойного Паламеда в их изобретении. В кости в Междуречье играют с незапамятных времен. Этот парень — азартный игрок, а там, где игра — там проигрыш, который рано или поздно придется оплатить.
Он был лабанту, потомственным парфюмером. Это работа тонкая, денежная и покрытая непроницаемой вуалью тайны. Лабанту перегоняли на масла лепестки ириса, жасмина и роз, а потому смотрели на ремесленников-муракку, как на козье дерьмо. Те всего лишь давили смолы прессами, получая масло из кедра или кипариса. Так что он тот еще придурок, раз смог спустить в выгребную яму свою вполне обеспеченную жизнь.
Очень скоро, проигравшись в пух и прах, наш парфюмер оказался в долговой кабале, выбраться из которой так и не смог. Справедливый суд отнял у него дом, обратил в рабство и передал кредитору. Законы Вавилона в отдельных местах не так уж и суровы. Срок рабства за долги не мог превышать трех лет. И вывозить за границу таких рабов тоже нельзя. Но, как говорится, если нельзя, но очень хочется, то можно. После окончания законного срока бедолагу заставляли брать новый долг, но уже фиктивно, и он оставался рабом пожизненно. В общем, была бы задница, а хитрый винт найдется. И даже то, что его продали за границу, пойди еще докажи. Господин взял раба с собой для услуг в дороге, а там его укусил скорпион. Или сразил кровавый понос. Или злые духи унесли его душу за Медную стену. Или с ним случилась еще какая-нибудь хрень, несовместимая с жизнью. Важно не это. Важно то, что суровость месопотамских законов можно обойти, если применить некоторую толику фантазии. А с фантазией у ребят, дающих в долг игрокам большие суммы, во все времена был полный порядок.
Парфюмер оказался человеком грамотным, а потому по прошествии трех лет попробовал возмутиться и потребовал освобождения. Но ему показали оставшуюся сумму долга и вместо свободы выдали хорошую порцию палок. Когда он отказался работать и попытался обратиться к судье, то добавили еще палок и отправили убирать ячмень. В качестве перевоспитания. Естественно, никто человека с такой квалификацией гнобить на поле не собирался, планировали всего лишь привезти в чувство. Там-то его и выкупили за неимоверные деньги агенты Кулли, полностью сломанного и опустошенного.
Кстати, Кулли в последнее время так и фонтанировал необычными идеями, чего я, откровенно говоря, за ним раньше не замечал. Он всегда был парнем разворотливым и отчаянным, но как женился, совсем удержу не знает. Вот что домашние борщи с людьми делают. Он попросил у меня участок земли под сад. Хочет развести здесь фисташку. Терпентинное масло, которое из нее делают, с руками отрывают в Египте. Они с его помощью свои мумии бальзамируют. В общем, я ему землю дал, но с учетом того, что он и на мою долю сад разведет. Я тоже хочу быть в тренде и торговать здешним скипидаром. Ах да! Задумался я что-то, а мой химик все еще лежит передо мной, раскинув руки крестом.
— Ничтожному дозволено встать! — важно заявил мой глашатай, который недоуменно выпучил на меня глаза. Он увидел жест, который означал, что ему нужно исчезнуть. Царь будет говорить с рабом! В его картине мира небо только что упало на землю, а мне вот деваться некуда. Я не могу через другого человека объяснить то, в чем сам разбираюсь слабо.