Мир сошел с ума (СИ) - Greko

— Как ты только решился на такую авантюру? — восхищался Пол, не веря собственным глазам. Тому, как мы беспрепятственно проникли во вражеский город.

Неопределенность — вот слово, отражающее самую суть любой революционной эпохи. Никто не знает, как все повернется, куда качнутся весы, кто твой друг, а кто твой враг. Сегодня кореша, завтра противники — такое сплошь и рядом случается в смутные времена. Наши европейские лица и английская речь — лучший позывной на свете, если хочешь проникнуть в стан наемников из Лос-Анджелеса. Они могли считать нас кем угодно, но только не противником. И мы, и они здесь чужаки. На то и был мой расчет, и он полностью оправдался.

В отеле — мерзкой дыре, превращенной убывшими «клиентами» в свинарник — места нам хватило. Если бы не конюшня, ноги бы моей здесь не было. А также меня манил бар — где еще навести справки о пане Ковальски?

Небольшой компашкой мы завалились в отельную распивочную и легко нашли себе свободное место. В баре было куда упасть не то, что яблоку — арбузы легко могли приземлиться на заплеванный пол, если бы по чьей-то прихоти росли на потолке. Оно и понятно, все ушли на южный фронт огребать от федералов. Именно такой исход пророчили оставшиеся в Тихуане самые умные, сказавшиеся самыми больными. Они трепались между собой напропалую. Я грел уши, прислушиваясь к их похвальбе о былых подвигах, об уничтожении «капиталистических магазинов», о своем презрении к грязным мексиканцам — меня не покидало ощущение, что никакие они не социалисты, а самые что ни на есть бандиты. И своей воровской чуйкой уловили, что пора уносить ноги. Чего ждали? Может, наших коней? Или им деваться некуда, потому что по ту сторону границы по ним плакала веревка?

— Зигги, — шепнул я бывшему поручику, — выставь трех человек в конюшне и пусть держат оружие на виду.

— Уже! — успокоил он меня.

— Хозяин! Всем мескаля за мой счет! — объявил я, привлекая к себе внимание.

До моего предложения разговор в баре тек вяло. Один вислоусый выходец из Туманного Альбиона принялся терзать концертину, его приятели пытались подпевать (3). Их громкие голоса вылетали сквозь открытые окна, нанося непоправимый ущерб ночной тишине Тихуаны. В свете свечей, воткнутых в пустые бутылки, лица певцов выглядели зловеще, по-пиратски. Выставленная бутылка все изменила. От халявного угощения, поданного затюканным владельцем бара, магонисты не отказались, на вопросы стали отвечать охотно, но ничего толкового мне не сообщили.

Поляк Ковальски? Встречались. Где он? Там же, где остальные, на юге. Молодая женщина? Сами такую ищем, а лучше две-три, ха-ха. Про англоговорящего ребенка я даже не заикнулся. И вообще пожалел, что вступил в общение с этими уголовным рожами.

Пользы от нашего общения вышло ноль целых, ноль десятых, за исключением одного — мне стали более понятны мотивы Ковальски притащить Марианну с ребенком в Тихуану. Поляк, неуверенный, как и все магонисты, в своем положении, решил держать свои активы поближе к орденам на случай непредвиденного драпа. Кем он теперь считал Леху — источником наживы или пропуском в Штаты, шансом избежать тюряги? Неужели он допускал, что ему все сойдет с рук?

Ночь выдалась беспокойной. Как и ожидалось, особо резвые парнишки попытались увести наших лошадей. Обошлись без огневого контакта — пара зуботычин и успокоительный массаж черепной коробки самому буйному не в счет.

С утра мы начали разъезжать по городу, словно патруль, пытаясь хоть за что-то зацепиться. Все жители попрятались, на улицу и носа не казали. Спрашивать некого, на окрики и стук в дверь, окно или калитку никто не откликался. Надежда таяла как мороженое, поданное к столу — с каждой минутой все быстрее. Лишь Пол выглядел довольным — он прицепил к своему Мадсену рожок и водил дулом из стороны в сторону, давая всем понять: ваши тут не пляшут!

Я вытер взмокшие шею и затылок нашейным платком. Несмотря на утро, с неба уже жарило не по-детски.

«Втемяшилось тебе, что Марианна должна быть здесь. А что если нам соврали в Валье Редондо?»

Эта простая мысль вызвала у меня оцепенение, даже перестал крутить головой. Конь медленно перебирал ногами, мимо проплывали глухие стены с прикрытыми ставнями окнами. Мы давно свернули с центральной улицы и ехали задами городка — чуть ли не по огородам, — куда выходили дворы, на которых копошилась домашняя живность, но напрочь отсутствовали хозяева.

Канонада приблизилась. Уже ощутимо слышались пулеметные трели. В одном из дворов заорал расседланный осел. Его сбруя валялась на земле, как будто ее только-только сняли.

Я насторожился. Осел показался мне знакомым, как и его хозяин, выбежавший во двор, чтобы успокоить животное. Заметив наши головы, проплывавшие над каменной оградой, он тут же юркнул обратно в дом.

Меня вдруг осенило. Ведь именно с этим крепким мужиком я разговаривал в Валье Редондо, расспрашивая о Мариане и Лехе. Что он позабыл в Тихуане? Связь была настолько очевидной, что тут же ткнул пальцем в направлении дома:

— Туда!

Нам не удалось заехать во двор. Как только голова моей лошади ткнулась в низкую арку, а я пригнулся, чтобы протиснуться не расшибив голову, из дома раздался выстрел. Пуля ударила моей лошади в грудь. Пол Андерс, не долго думая, приподнялся в седле, уложил ствол на каменную оградку и стеганул очередью из пулемета по дому.

Внутри меня все сжалось в комок. А вдруг там Леха? Пули пробарабанили не только по кирпичной кладке. Они вдобавок расщепили наличник и косяк двери, со звоном раскололи верхнюю петлю — полотно крутануло, и оно, перекошенное и мешающее, закачалось в проеме.

Мой конь, недовольно всхрапывая, протолкнулся во двор. Под дикие вопли осла я спрыгнул, в неимоверном прыжке выбил ногами дверь, которую Пол превратил из трудно преодолимого препятствия в слабую помеху, и кубарем вкатился в комнату. Тот самый мекс, что подал мне мысли проверить этот дом, растерял все свое дружелюбие по дороге в Тихуану — встретил меня не улыбкой, как в деревне, а направленным в живот пистолетом. Пришлось рывком вскакивать, сближаться вплотную, хаотично меняя направления.

Я вцепился ему в руку, отклоняя пистолет в сторону, а свободным кулаком двинул в зубы. Места, чтобы размахнуться не было — вышло нечто вроде джеба. Голова гада дернулась, он нажал спусковой курок, пистолет щелкнул вхолостую — не то заклинило, не то кончились патроны. С губ мекса полетели кровь и проклятия.

Хочешь добавки?

На!

Я тыкал и тыкал со всей дури короткими ударами, как швейная машинка иглой, превращая его морщинистую рожу в кровавое месиво. Надолго его не хватило: он выронил пистолет и схватился обеими руками за разбитое лицо в надежде укрыть что осталось. Сбил его с ног подсечкой. Мексиканец рухнул крайне неудачно — голова ударилась о каменные плиты пола с мерзким треском и подскочила как мячик, прежде чем замереть окончательно. Моментально появившаяся лужа крови свидетельствовала, что дело плохо. Глаза у моего обидчика закатились, с уст сорвался жуткий стон.

В ответ раздался женский крик:

— Папито!

Из дальней комнаты метнулась тень, точеная фигурка упала у моих ног на тело мекса. Марианна!

Вот так родственник! Да тут семейная банда!

Я быстро оглянулся. Помещение явно раньше занимали солдаты — брошенные остатки снаряжения, разорванные обертки патронных пачек, сухпайков, скатки, служившие постелями, кем-то оставленный котелок с недоеденной, покрытой плесенью фасолью, пустые бутылки — грязь и бардак, типичный случай, когда в подразделении отсутствует толковый капрал. Или когда сталкиваешься не с армией, а с добровольцами, вообразившими себя бывалыми солдатами.

— Где Леха⁈ — рыкнул я по-медвежьи.

— Папуля? — из дальней комнаты раздался тоненький голосок.

В три прыжка преодолев расстояние до нее, я поймал кинувшегося ко мне сына. Прижал его к себе, покрывая поцелуями, стал ощупывать на предмет повреждений. Мне показалось, что сын немного вытянулся, похудел, но вроде цел. И не выглядел замученным, испуганным или затравленным.