Французские гастроли (СИ) - Ковригин Алексей
Вначале хотел вложиться в киноиндустрию, но, попробовав себя в качестве моего музыкального продюсера, теперь колеблется. Как обезьяна, не знающая, куда ей приткнуться, «то ли к красивым, то ли к умным». Но в любом случае, по его мнению, надо ехать в Америку. Именно там сейчас есть возможность хорошо «раскрутить бизнес» и поиметь приличную прибыль. Угу… или остаться без штанов, но это уже моё мнение. Я бы и сам не отказался махнуть за океан, вот только повода сделать это легально у меня нет.
* * *
Премьера предсказуемо закончилась грандиозным скандалом. Отзвучали последние аккорды финальной песни, и мы приготовились «бисировать», для чего я выбрал «Красавицу». На сцену уже вышло наше мужское трио для исполнения песни, но… не сложилось. По ходу спектакля нас уже пытались освистывать и прерывать криками, но мы были готовы к этому и невозмутимо продолжали выступление.
В этом полностью заслуга Пьера Монтё. Ещё накануне он предупредил меня о возможных провокациях и чтоб я не обращал на них внимание, сосредоточившись только на дирижировании мюзиклом. На предпремьерном собрании всей труппы актёров и музыкантов, Пьер напомнил нам историю о премьере на подмостках этого самого театра «Весны священной» Игоря Стравинского в тысяча девятьсот тринадцатом году.
— Я имел честь дирижировать той премьерой. Публика не приняла новаторство композитора и хореографа. Она просто негодовала и неистовствовала, премьера была сорвана. В меня кидали различную гадость, но на хорошие вещи тоже не поскупились. На память о той премьере у меня осталась вот эта табакерка, которой я получил по спине! — Пьер со смехом демонстрирует небольшую серебряную коробочку. — Можете сами убедиться: презент миниатюрный и довольно миленький, но тем не менее достаточно увесистый!
— Как Вы все знаете, в последующем балет не имел у зрителей успеха и не завоевал симпатии. Общество просто ещё не доросло до понимания столь высокого искусства. У нашего мюзикла сложилась скандальная репутация ещё до его премьеры. Так давайте покажем нашей публике настоящий спектакль! Не будем разочаровывать зрителя, может, ещё что-нибудь не менее ценное прилетит нам «на память» от восторженных поклонников! — последние слова Монтё утонули в дружном и громком хохоте молодёжи. Вот жешь оратор! Воодушевил коллектив «на подвиг», как опытный комиссар бойцов перед боем.
Не, табакерки не прилетели, но вот всякой дряни действительно хватало. Я стоял сразу за небольшими перильцами, отделяющими оркестровую яму от публики, был по грудь хорошо виден зрителям, и оказался для особо возбуждённых «поклонников» хорошей мишенью. Вот в меня в основном и целились. Пока музыканты спешно ретировались за кулисы, я невозмутимо принимал «огонь на себя». В основном бросались буклетами и скомканными программками, но эти «подарки» падали на головы зрителей в первых рядах партера.
До меня долетело только несколько дрянных зажигалок и один ручной фонарик, разбившийся при падении. От них, как заправский бэттер в бейсболе, отбивался скрученной в трубку дирижёрской партитурой, посылая прилетающие зажигалки назад «в поле» или просто сбивая их на пол. Каждый мой удачный отбив публика встречала свистом, улюлюканьем и аплодисментами. Но ни одной табакерки так и не прилетело. Измельчал народ!
Дождавшись, когда все музыканты покинут оркестровую яму, неторопливо поднимаюсь по ступенькам на сцену. Оглядываюсь на зал, оценивая творящуюся там вакханалию, и в этот момент замечаю летящий мимо меня небольшой округлый предмет зеленоватого цвета. Мне отчего-то показалось, что это теннисный мяч. Инстинктивно выбрасываю руку в его направлении и в последний момент успеваю перехватить. Но это оказалось яблоко!
Машинально понюхав «добычу», улавливаю тонкий фруктовый аромат. Пожимаю плечами и, обтерев яблоко о рукав фрака, с хрустом надкусываю. А вкусно! Показываю большой палец в сторону, откуда прилетело яблоко, прикладываю руку к груди и шутливо склоняю голову в благодарном поклоне. А что? Кто-то же меня «угостил»? Как тут не поблагодарить! Публика мой жест встречает восторженным рёвом и аплодисментами, переходящими в овации. Так, под крики одобрения вперемежку с аплодисментами и ухожу за кулисы, напоследок обернувшись и отвесив публике уже настоящий поклон. Как и учили когда-то в Одесской Консерватории.
* * *
А за кулисами меня вновь встречают аплодисментами. Это уже музыканты оркестра и актёры труппы выражают мне своё одобрение. Пьер Монтё, обняв меня за плечи, поздравляет с Премьерой и первым публичным успехом. Ну да, он же не слышал тех аплодисментов и оваций, что сопровождали каждое выступление нашего ансамбля в Одессе. Настоящим шоком для меня явилось появление за кулисами двух великих русских композиторов современности: — Игоря Фёдоровича Стравинского и Прокофьева Сергея Сергеевича.
Даже и не предполагал, что они оба сейчас находятся во Франции, но Монтё это знал и мэтров на мюзикл пригласил. Конечно, он же дирижировал премьеру «Весны священной» Стравинского и был знаком с её автором, как и с Сергеем Сергеевичем. Уже немного позже в разговоре с Пьером узнал, что и третью симфонию Прокофьева тоже впервые дирижировал именно он. С какими людьми я знаком в этом времени!
Народу за кулисами прибавилось, это до нас наконец-то добрались мои «гости» и преподаватели консерватории, посетившие премьеру мюзикла. Вновь посыпались поздравления и комплименты. Оркестру, труппе и, конечно же, дирижёру. А затем появились Президент и Премьер, вызвавшие небольшой переполох среди студентов и их преподов. Да и музыканты выглядели слегка ошеломлёнными, нечасто их удостаивают таким вниманием со стороны «власть предержащих».
Теперь комплименты достались и преподавательскому составу консерватории, за «столь блестящую и новаторскую организацию учебного процесса» и воспитание «настоящих патриотов Франции». Оркестру в лице Монтё от имени правительства пообещали много новых «вкусных плюшек», а директору театра Луи Жуве «возмещения всех убытков от вандалов». Ну да, сам видел, как по залу летали обломки стульев, в том числе и в полицию, растаскивающую разбушевавшихся «галльских петухов».
Отдельно «поручкались» с Прокофьевым и Стравинским, выразив им своё восхищение творчеством и признательность за то, что они внесли «весомый вклад в музыкальную сокровищницу Франции». Не забыли и обо мне. Потрепав по плечу и высказав своё одобрение моему искусству композитора и дирижёра. А затем, «раздав всем сёстрам по серьгам», удалились восвояси, «с чувством глубокого морального удовлетворения» прихватив с собой Розенберга.
Пообщался немного с Мэтрами, дико стесняясь и комплексуя по поводу их похвал в адрес «моего» мюзикла. Давая себе зарок больше никогда не использовать в творчестве «ворованный материал» и одновременно осознавая, что это сродни, «зарекалась свинья, грязь не жрать». Уже сейчас вижу, что история в этом времени начинает понемногу изменяться. И что теперь делать? А вдруг та музыка и те песни, о которых я знаю, в этом мире, так никогда и не прозвучат? С «пуси-муси» и чёрт бы с ними! Но ведь и хорошей музыки знаю много. Мдя… Дилемма, однако!
Последствиями громкого скандала на премьере, стало присутствие полиции на последующих спектаклях. Несмотря на возмущение публики с третьим звонком в зал входило около двадцати полицейских, и они рассаживались на стульчики, поставленные специально для них. Ещё двадцать человек «группы быстрого реагирования» оккупировали буфет до антракта. Так как обе группы после антракта менялись местами, недовольства среди полиции не наблюдалось, а публике пришлось смириться. Впрочем, через неделю полицию убрали, хоть они и рвались «ещё подежурить на всякий случай».
По настоянию Монтё я дирижировал мюзиклом в течение всей первой недели. Пьер объяснил, что в случае замены дирижёра после столь громкого скандала на премьере, публика может решить, что я испугался, а это в дальнейшем скверно отзовётся на моей репутации как дирижёра. С такой аргументацией не поспоришь, и мне пришлось согласиться. Финал моей первой премьеры мюзикла имел и для меня неожиданный «побочный эффект».
