Громов. Хозяин теней. 5 [СИ] - Екатерина Насута

оно им видится правильным, через брак с состоятельным и перспективным молодым человеком. При том у девицы имеется место в свите сестры государя. Дар. И в целом немалые возможности… но это же не то!

— Издеваетесь…

— Нет, пытаюсь понять, что заставило вас сбежать.

— Да не хотела я замуж! Не хотела! И говорила об этом много раз! Но кто ж меня будет слушать! Правильно. Вы старше. Опытнее. И лучше понимаете, что мне для счастья надо! А я избалована и потому не понимаю. Не вижу! А я как раз и вижу! Это всё пустое! Эта придворная жизнь, где из всех событий — кто кому улыбнулся, подмигнул или позвал на тайное свидание. Бесконечное обсуждение фасонов и нарядов, а ещё чужих похождений. Неприкрытое лицемерие, когда важно соблюдать внешние приличия и не более того. Я сходила там с ума! Я… я задыхалась. И говорила маме, отцу говорила… а они не понимали! Просто не понимали, что не так. Всё ведь хорошо. Замечательно даже. У меня столько всего, о чём многие только мечтают. И зачем мне что-то другое? Учиться?! У меня отличное домашнее образование. Я знаю четыре языка, отлично музицирую, пишу акварели и кое-как, но слагаю стихи. Ах да, и могу составить меню на званый ужин. Или дружеский. Правильно рассадить гостей… знаю, как и к кому обращаться по титулу. Какая ещё учёба? На кого? На целителя? И работать?! Глупость какая невероятная!

Припекло её, однако.

— Это дед настоял, чтобы меня отпускали к нему. Он и занимался развитием дара, хотя опять же, к чему мучиться, когда и так хорошо. Дед помог устроиться в госпиталь. В обычный госпиталь! Отцу это не понравилось, он даже потребовал, чтобы я бросила пустое. Но я сказала, что сама Великая княжна в госпиталь заглядывает и не чурается помогать слабым. И она одобрила мой поступок.

— А пойти против одобрения Великой княжны ваш батюшка не мог.

— Именно. Сказал, то ладно, что пускай, незамужней женщине можно. А потом мой долг — рожать детей и заниматься домом. И я… я просто представила, что вся моя дальнейшая жизнь… это ужасно!

— Сочувствую.

— Смеетесь?

— Ничуть. У меня три дочери. Старшая обожает ленты для волос, какое-то кружево, шляпки… а средняя заявила, что ничего этого ей не надо. Она желает стать землемером. Супруга в ужасе. Но надеется, что та передумает.

— А вы?

— А мне кажется, что люди весьма различаются. И у каждого свой путь к счастью, — сказал Карп Евстратович. И ведь не соврал. Ну или так умело, что я не понял.

— Дед также говорит, — Одоецкая произнесла это куда спокойнее.

— Он помог вам сбежать?

— Нет. Я… понимаете, в госпитале… я ведь не только в тот ходила, в который меня дедушка устроил. Нет, нет. Я его не подвела. Я работала, но там ко мне относились…

— Снисходительно?

— Именно. Там имелись свои целители. Весьма хорошие. Сильные. И они деду не отказали, но и допускать до работы меня не стремились. Так, по малости. Перевязки делать. Развлекать болезных беседами. И только в чистые палаты, к людям достойным. Но были там и студенты-медики. Они меня и пригласили работать вне госпиталя. Они открывали бесплатные врачебные кабинеты, где и принимали всех, кто приходил. С одной стороны, это практика. И возможность раскачать дар, увеличить личную силу. И в целом… с другой — шанс для простых людей получить помощь целителя.

— Это незаконно. У вас ведь не было лицензии.

— Была. У… у Грозового… это псевдоним. Он закончил университет. И имел право практиковать, как и учить. Он открывал кабинет под своим именем, а работали в нём мы. И поверьте, мы много полезного сделали!

— Верю, — согласился Карп Евстратович. — А дальше? Вы сближались с новыми друзьями, верно?

— Да. Они нисколько не походили на тех, с кем я имела дело прежде. Это было так… так необычно! — она кривовато улыбнулась. — Впервые со мной обсуждали не брачные перспективы какого-нибудь овдовевшего князя или чьего-то родственника, а действительно важные вопросы. Мы говорили о бедственном положении народа. О том, как тяжело приходится тем, кто работает на фабриках. И не легче тем — кто остаётся на земле. О том, почему получилось так, что большая часть страны прозябает в нищете. А меньшая, получив в свои руки богатства, не стремиться потратить хотя бы малую их толику на улучшение жизни прочих. Наоборот, они лишь со всё возрастающей жадностью пытаются эти богатства преумножить, чтобы потом спустить на наряды, фейерверки, драгоценности…

— Дорогая княжна, я в курсе, — прервал её Карп Евстратович. — Извините. Просто вы устали. Мне в ближайшие дни отдых в принципе не грозит. Так что давайте не будем тратить время на прокламации. И так, вас вовлекли в помощь народу? Верно?

— Да. Я… я помогала. И не стыжусь этого.

— И не надо. Это весьма похвально. Более того, скажу, что сейчас идёт работа над проектом, который предусматривает открытие уездных государственных лечебниц по всей стране. И привлечение молодых людей к работе. Причём Гильдия Целителей готова пойти на уступки и предоставить временную лицензию тем, кто сдаст упрощённый экзамен. То есть, ваши друзья смогут работать сами, без прикрытия старших… товарищей, но вполне легально и с оплатой. То же самое со школами. Да, это дело не года и не двух, но в перспективе должно переломить ситуацию.

Глаза Одоецкой вспыхнули. Она аж вперёд подалась.

— Кстати, именно ваш дед и возглавляет рабочую группу. Но мы не о том. Дайте я предположу, что было дальше. Работа вас увлекла. Ваша натура требовала действия. А ещё, что бы вы ни делали, число страждущих не уменьшалось. И вы пришли к пониманию, что сколь бы великим целителем ни стали, вас не хватит на всех. Что менять надобно саму структуру. Глобально. Так?

— Д-да… но…

— Не вы первая, Татьяна Васильевна, не вы, боюсь, последняя. Это уже давно не новость, что они умеют натолкнуть на правильные мысли. Сперва, полагаю, беседы были вполне умеренного толка. Скажем, о реформах, которые облегчат участь народа. Затем о том, что правительство сознательно не желает проводить эти реформы. С каждым разом разговоры становились всё более радикальными. И вот кто-то бросил мысль, что, если система так дурно работает, надо сломать её. Всю. От основания. Разрушить плохой старый мир и построить хороший.

—