Хозяин антимагии #5 - Миф Базаров

Выскочка.

Но перечить Императору — значило подписать себе приговор.

— Ваше Величество, я… — попытался найти хоть какие-то слова, чтобы откреститься, свалить всё на удачу, на обстоятельства.

— Молчите, граф, — мягко, но не допуская возражений, остановил меня Михаил Романов. — Ваша скромность делает вам честь, но сейчас не время для неё.

Он повернулся к младшему сыну Дмитрию, который сидел с каменным лицом, но в глазах читалось понимание отцовского замысла.

«Он ровесник моего сына, — говорил этот взгляд. — И он мыслит так же, как должны мыслить мы, Романовы. Не обороняться, а строить. Не цепляться за старое, а создавать новое. Он будет моему сыну опорой, а не конкурентом. Он нужен здесь».

— Решение принято, — голос Императора снова стал властным и металлическим. — «Балтийский узел» требует не губернатора-бюрократа, а протектора-созидателя. Координатора со специальными полномочиями. Граф Пестов, вы назначаетесь на эту должность. Генерал Волынский вам поможет с обороной первое время, адмирал Жимин возьмёт на себя флот. Вы отвечаете за всё остальное: логистику, снабжение, промышленность, восстановление. Ваша задача — сделать так, чтобы эта схема заработала. Это приказ.

Внутри всё сжалось в комок протеста.

Это была ловушка.

Гигантская, неподъёмная ответственность.

Бесконечные отчёты, интриги, противодействие со стороны этих вот адмиралов и генералов… Я хотел изобретать, строить, производить, а не заседать в бесконечных советах и разбирать склоки.

Нет. Нет, нет, нет. Это не моё.

Я не управленец, я учёный.

Это убьёт меня.

Это убьёт все мои проекты.

Они задушат бюрократией…

Но взгляд Императора не оставлял выбора.

Это был не вопрос или предложение, от которого можно отказаться.

Это был приговор.

Ослушаться значило потерять всё, что с таким трудом было построено. И подвести Митю, который молча смотрел на меня со странной смесью надежды и сочувствия.

Я сделал глубокий вдох, подавляя внутреннюю панику, и опустился на одно колено, склонив голову.

— Ваше Императорское Величество… я повинуюсь. Но… у меня есть условие. Вернее, не условие — просьба.

В вагоне снова замерли.

Условия Императору не ставят.

— Говорите, — в голосе Михаила Романова прозвучало лёгкое удивление, а губы слегка приподнялись словно в улыбке.

— У меня есть неотложные дела в «Точке». Текущие контракты, обязательства перед альянсом, запуск нового производства. Я не могу всё бросить на полпути. Это подведёт сотни людей и дискредитирует саму идею «узла», если его основатель окажется ненадёжным партнёром. Прошу дать мне два месяца. Шестьдесят дней, чтобы привести в порядок свои дела, обеспечить бесперебойную работу заводов и лишь затем… полностью погрузиться в новое назначение.

Я не поднимал головы, ожидая взрыва. Но вместо этого услышал тихий, почти одобрительный вздох.

— Деловую репутацию цените. Это хорошо, — произнёс Император. — Два месяца. Ровно. Генерал Волынский начнёт подготовительные работы немедленно. Вы вступите в должность полноправно по истечении этого срока. Встаньте, граф.

Поднялся.

Ноги были ватными. Я только что добровольно взвалил на себя адский груз.

— Совет окончен, все свободны, — объявил Император. — Кроме вас, граф Пестов, останьтесь на минуту.

Генералы и адмиралы стали поспешно расходиться, бросая на меня колкие, полные ненависти взгляды. Моё назначение они восприняли не как необходимость, а как личное оскорбление. Работа тут обещала быть очень напряжённой.

* * *

Когда вагон опустел, остались только Император, Дмитрий и два гусара, стоявшие за ними.

Михаил Романов встал и подошёл к окну, глядя на разрушенный, но оживающий порт.

— Вы сделали много, граф. Очень много. Для Империи. Для колоний, — он повернулся. — Вы заслужили награду. Больше, чем графский титул и это назначение. Что вы хотите? Земли? Деньги? Концессии?

Я глубоко вдохнул. Это был шанс.

— Ваше Величество… моя просьба не о материальном. Она… личная. И касается моего рода.

Император насторожился:

— Рода Пестовых? Что именно?

— Мы… изгнанники, Ваше Величество. Приговор Петра Великого не позволяет нам покидать колонии, ступать на «большую землю». Но я дал обещание умирающему другу. Последнюю его просьбу я обязан выполнить лично. Там, на «большой земле». Прошу… разрешить мне единоразово съездить туда. На один месяц.

Император смотрел на меня с непониманием:

— Обещание? Умирающему другу? Кому? — он перевёл взгляд на сына.

— Всеволоду Пожарскому. Угасший род из «Ярцево», — ответил за меня Митя.

— Да, Ваше Величество. Всеволоду. Его последняя воля… — я не стал вдаваться в детали о клинке и сыне, — это касается его семьи. Я поклялся выполнить её сам. Нарушить приговор Петра Великого — тяжкая дерзость, я знаю. Но я прошу лишь один месяц. Чтобы сдержать слово. И вернуться.

Тишина затянулась.

Даже Дмитрий смотрел на отца с напряжённым интересом.

Император медленно прошёлся вдоль стола.

— Обещание… — произнёс он наконец. — Долг чести, — Романов остановился передо мной. Его взгляд был тяжёлым. — Петровский приговор… он свят. Но… — он взглянул на сына, потом снова на меня, — … цена слова и верность другу тоже святы. Особенно в наше время.

Романов посмотрел в окно, раздумывая.

— Хорошо. Я даю вам разрешение. Один месяц на «большой земле» для исполнения воли павшего товарища. Но! — голос стал стальным. — Вы дадите клятву, — Романов кивнул на стоявший в углу походный алтарь, — что вернётесь ровно через тридцать дней. Ни минутой позже. Нарушите клятву — и приговор Петра падёт на ваш род с удвоенной силой. И на вас лично. Ясно?

Облегчение, смешанное с новой тяжестью ответственности.

— Ясно, Ваше Императорское Величество. Я готов дать клятву. Здесь и сейчас.

Император кивнул Дмитрию. Тот подошёл к алтарю, зажёг лампаду от магического кристалла.

Я снял с себя сюртук, во внутреннем кармане которого лежала пробирка с антивеществом, и повесил его на стул. Подошёл, положив руку на сферу, чем-то напоминающую шар, который использовали гадалки в моём мире, та вспыхнула.

Голос мой звучал чётко в тишине опустевшего вагона, заглушая гул порта за окном:

— Клянусь, что цель моей поездки на земли империи — лишь исполнение последней воли павшего друга. Клянусь не использовать дарованную милость во вред империи или Императору. Клянусь вернуться в колонии до истечения тридцатидневного срока, отсчитывая с момента прохода через телепорт. Если же нарушу сию клятву, да падёт на меня и весь род мой гнев четырёх и справедливая кара по всей строгости закона и воли Петра Великого.

— Свидетельствую, — произнёс Император и сфера засветилась ярче. Его взгляд смягчился на мгновение. — Выполняйте свой