Товарищ «Чума» 12 - lanpirot
Даже те солдаты, что были заочно отпеты по именам — ведь Бог не требует фамилий, знает каждого по имени, — более не восставали. Немцы тоже поначалу суетились, но вскоре оставили попытки забирать наших павших бойцов, переключившись на разорение собственных кладбищ. Они свозили к линии фронта набитые тронутыми тлением телами вагоны-рефрижераторы.
Однако и здесь их ждал неприятный и совершенно неожиданный сюрприз. План Патриарха Сергия по освящению истоков рек превзошел все ожидания. Не потребовалось даже проверять уровень освященности воды по всему течению — достаточно было бросить в реку свежепойманного некрота, как тот тут же растворялся в воде без остатка, словно сахар в стакане чая.
И неважно было, где это происходило — у истока или в устье. Новые некроты не могли прийти фрицам на подмогу, если поезда с мертвецами пересекали реки по мостам. Так и стояли потом труповозки с несостоявшимся пополнением, гниющие на станциях, не нужные даже самим фашистам.
Поначалу некромансеры из «Аненербе» пытались перевозить гнилую плоть ближе к фронту, чтобы уже на месте вдыхать в неё нежить. Но тщетно: на тленных телах, едва те пересекали водную преграду, уже лежала печать патриаршего освящения, и они отказывались оживать.
Нацистские колдуны ломали головы, пытаясь создать контр-обряд. Однако благословение Патриарха Сергия было фундаментальным, простым и неотвратимым, как сама смерть. Оно просто возвращало мёртвым дарованный Богом покой, обращая их обратно в прах и плоть, подчинённые законам мироздания, а не проклятой тёмной силе.
Я потянулся, чувствуя, как затекшая шея неприятно хрустнула. Сон был тяжелым, без сновидений, словно меня просто выключили. Я провел ладонью по шершавой странице фолианта, на котором уснул. Формула призыва всё еще горела под книгой, до сих пор пытаясь меня «смутить». Магия Ада — она такая…
Колокольный звон все не умолкал, чистый, наполняющий утро надеждой. Это был не просто звон колоколов — это был отзвук фронта. Тылового, но оттого не менее важного. Пока одни батальоны держат линию обороны из окопов и колючей проволоки, другие — в рясах и с кадилами — держат линию против Тьмы, которую не остановить ни одним пулеметом.
Колокольный звон все не умолкал, чистый, наполняющий утро надеждой. Это был не просто звон колоколов — это был отзвук фронта. Тылового, но оттого не менее важного. Пока одни батальоны держат линию обороны из окопов и колючей проволоки, другие — в рясах и с кадилами — держат линию против Тьмы, которую не остановить ни одним пулеметом.
Я подошел к окну, распахнул его настежь. Холодный утренний воздух, пахнущий дымом и хвоей, ворвался в кабинет, прогоняя сонную хмарь. Где-то там, за лесом, в деревне, шла своя война. Негромкая, без свиста снарядов и воя «катюш», но от этого не менее жестокая. Там сражались молитвой, верой и святой водой против того, что не берет обычная сталь.
Смахнув со лба остатки тяжелого сна, я повернулся к столу. Фолиант по-прежнему лежал на столе, и адская формула призыва архидемона под ним пульсировала тусклым багровым светом, словно живая. Она ждала. Она была терпелива. Она знала, что рано или поздно я снова обращу на нее взгляд.
Магия Ада — она такая… Она шепчет не в уши, а прямо в душу. Она соблазняет не слабостью, а силой. И это самый опасный соблазн. Но мой выбор был сделан. Не сегодня, Белиал. Не сегодня…
Я накинул шинель и вышел из кабинета — работы на сегодня хватало. Если бы я не был ведьмаком, то сходил бы в деревню. Услышать не далёкий звук колоколов, а саму службу. Постоять в толпе людей, чувствуя, как древние святые слова, подхваченные колоколом, выжигают из тебя всю тёмную дрянь.
Но я ведьмак, и это не принесёт мне облегчения и не очистит мою душу от скверны. Но пока звонят колокола, и горят свечи в скромных деревенских церквушках, у Тьмы нет шансов. И это была, отнюдь, не метафора. Эта была страшная реальность этого мира, которая стала такой из-за меня.
Ведь это именно моё появление в 1942-ом году и вмешательство в ход истории породило такую чудовищную альтернативную ветвь на Древе миров. А ведь я хотел только сделать так, чтобы победа досталась нам меньшей кровью. Но благими намерениями, как говорится, вымощена дорога в Ад.
В лаборатории, несмотря на раннее утро, я застал и Ваню, и Бажена Вячеславовича. Ночью, похоже, особо никто не спал, кроме меня. Когда я вошёл в лабораторию, мои товарищи и соратники стояли перед пультом управления машиной, что-то горячо обсуждая. Бажен Вячеславович тыкал пальцем в схему, нарисованную на листке бумаги, а Ваня, скрестив руки, упрямо мотал головой.
— Бажен Вячеславович, да вы просто упёрлись, как баран! — горячился Чумаков, размахивая руками. — Можно попробовать…
— А я утверждаю, что без точных настроек мы рискуем получить неконтролируемый выброс энергии! — профессор стукнул кулаком по столу. — Ты же сам видел, что случилось с беднягой Сергеевым!
— Так Сергееву просто не повезло! — парировал Ваня. — Но мы сейчас о другом!
— Почему о другом? — Трефилов возмущённо развёл руками. — Мы до сих пор так и не выяснили, какие именно параметры сознания влияют на генерацию Благодати! Если мы будем просто тыкать наугад, как в прошлый раз, то снова нарвёмся на непредсказуемый эффект!
— А если не попробуем, то вообще ничего не узнаем! — парировал Ваня. — Вы сами говорили, что машина реагирует на стресс и концентрацию. Значит, надо создать именно эти условия!
— О чём это вы? — вмешался я, подходя ближе.
Трефилов обернулся, и в его глазах мелькнуло облегчение.
— А, Роман! Как раз кстати. Вот объясните этому упрямцу, что нельзя просто так взять и запустить машину в режиме генерации Благодати без предварительных расчётов!
— А я и не предлагаю «просто так»! — Ваня раздражённо провёл рукой по волосам. — Я говорю — давайте проверим на ком-то, кто не связан с магией. Например, на Петрове или Фролове.
Я вздохнул.
— Я так понимаю, что спор идёт о том, можно ли сразу пускать за пульт первого попавшегося человека? — уточнил я.
— Ну да, примерно, — кивнул Чумаков. — Я предлагаю начать с тех, кто уже рядом — они оба не имеют отношения к силе. Простаки.
Трефилов задумался, потирая подбородок:
— Логично… Но
