Мир сошел с ума - Greko

— И часто с ним такое?
— В последнее время частенько.
— Ему же в больницу нужно.
— Это поставит крест на его карьере.
Решение пришло мгновенно.
— Мы забираем его с собой и отвезем в Оран.
Заму было плевать. Хотите возиться — дело ваше. Но следующая мой фраза пробила его бастионы равнодушия.
— Я также забираю всех русских.
Офицер покосился на гранату, на своего начальника, продолжавшего подвывать в углу, на дробовик в руках Оси. Не найдя аргументов для возражения, он открыл было рот, чтобы попенять на судьбу или пригрозить мне судебными последствиями, но тут же его захлопнул. Стопка долларов в моей свободной от «лимонки» руке стала той соломинкой, что способна сломать спину верблюду. Или убедить в моем праве делать, что захочу. В безоговорочном праве. Безусловном.
— От вас, мой милый друг, потребуется ничтожно малая жертва, а в награду прилетят ну очень большие деньги, — для убедительности я потряс в воздухе пачкой серо-зеленых купюр. — Итак, в случае необходимости вы засвидетельствуете, что комендант забрал русских и отбыл с ними в направлении Сайды. И все. Что с ним дальше произошло, вам неизвестно. Приступ помешательства — на него все спишут.
Он тут же клятвенно пообещал держаться этой версии: сразу сообразил, что все стрелки так или иначе сойдутся на коменданте, а с сумасшедшего какой спрос? По его приказу, охранники побежали сгонять русских к нашим грузовикам. Через минут двадцать мы выехали из лагеря. В кузове машины, которой я правил, валялся комендант, придавленный рваными солдатскими ботинками.
На полпути между Крейдером и Сайдой остановил грузовик и обратился к бывшим заключенным:
— Ребята, выбросите эту дрянь!
— Так нельзя! — запротестовал Плехов. — Он болен. Его нужно доставить в госпиталь.
— Сергеич! — отозвался один из солдат. — Добрая твоя душа. Не волнуйся, на себя грех возьмем.
С этими словами ожидающие на глазах русские мужики, все еще не верящие до конца в свое спасение, вышвырнули из кузова мычащего коменданта. Вокруг на расстоянии не менее пятидесяти километров расстилалась ровная на доска безводная пустыня. Шансы на то, что сумасшедший выживет, были крайне малы.
Я придавил педаль газа. Грузовик набирал ход. Плехов не отрываясь смотрел назад.
— Антонин Сергеевич! — дернул его за рукав. — Забудь ты про мерзавца. Это же маньяк. В ад ему дорога.
— Мы и были, Вася, в аду, — вздохнул смиряясь Плехов.
— Вас-то как угораздило?
— Генерал Нивель подделал результаты инспекции. Написал, что с русскими обращаются хорошо. Как же, хорошо… — с едкой усмешкой сказал доктор. — Без всяких на то оснований наших мужиков превратили, по сути, в отверженных военнопленных. Гоняли на тяжелейшие работы, спать заставляли на голом асфальте — нарочно разобрали нары в лагере, куда свозили большую часть сосланных. Потом их раскидывали на мелкие группы, «трудовые роты», и держали под вооруженной охраной. Били, издевались, лишали еды и воды, медицинского обслуживания. Все делали для того, чтобы унизить, растоптать, утратить веру в спасение. Чтобы отказались от родины и записались в легион. Я протестовал. Меня похитили прямо из медпункта и отвезли в Крейдер. Комендант пытался меня сломать, добиваясь отказа от протеста. Публичного. Ты вовремя появился. Еще бы немного, и мог сдаться…
— Мы еще повоюем, док. Готовы? Я обещал одному человеку, что не стану поднимать шум. Но вам никто не мешает громко заявить о творящемся беспределе. Устроим пресс-конференцию.
— Если это поможет нашим ребятам, я согласен. Но мы еще не выбрались из Алжира. Нас могут перехватить. Задержать в Оране. Там штаб дивизии, полно жандармов…
— Все учтено! Завезу вас в рыбацкую деревню в паре десятков верст от города. Подойдем на корабле поближе. Рыбаки вас доставят на борт.
— А как же грузовики?
— Бросим в порту. Ося все уладит.
Плехов благодарно погладил меня по плечу.
— Узнаю прежнего Васю! За други своя не жалеющего живота своего.
… Море, казалось, задалось целью сжить нас со свету, не выпустить из колючих объятий Бель Франс — век бы ее не видать. Мало русским выпало страданий — вот вам новые! Жуткая болтанка, морская болезнь у большей части бывших пленников и нависшая угроза, что наша лоханка развалится на части. Я хотел добраться на корабле до Барселоны, но природа встала на нашем пути.
— Майорка! — прокричал мне Филипп, не отрываясь от штурвала, когда я еле забрался в рубку. — Попробуем там укрыться от шторма.
— Нас не арестуют?
— Это Испания!
— Давай!
Утлое суденышко, скрипя всеми сочленениями, добралось до острова за час. Скользнув за мыс и укрывшись от ветра, оно так и не достигло спокойных вод. Вокруг все кипело, рыбацкий порт, на который рассчитывал капитан Рискель, оказался недоступен. Двигатели корабля не справлялись, мы рисковали оказаться выброшенными на берег. Он приближался — темно-зеленые горы за пеленой дождя.
Счет шел на минуты, берег все ближе и ближе — уже была видна в подробностях прибрежная полоса, окаймленная хвойными деревьями.
Внезапно все стихло, нас укрыла глубокая бухта. Волнение улеглось. Филипп сбавил ход до самого малого. Волны, недавно нещадно нас качавшие, сменились полным штилем. На палубу высыпали все пассажиры, радуясь спасению. И открывшемуся нашему взору восхитительному виду. Пляж, мимо которого мы двигались, состоял из белоснежного песка под зонтиком из итальянских сосен. Полностью успокоившаяся вода была настолько прозрачна, что казалось, будто мы смотрим в ванну — белое дно было видно в мельчайших подробностях.
— Это рай! — вскричал Плехов.
Конечно, ему, после знойной однообразной пустыни берег Майорки показался чудом.
«Если за Адом следует Рай, то чего ожидать на следующем витке судьбы?» — задался я философским вопросом.
(1) Когда дивизии из САШ прибыли во Францию, все понимали, что они не знают особенностей позиционной войны, что их нужно готовить не менее полугода. Французы пытались их обучать, Першинг был резко против. Причем настолько, что французские инструктора были в итоге отстранены от работы в тренировочных лагерях. Он считал, что штык остался главным оружием солдата — результатом такого подхода стали катастрофические потери американцев в боях.
Часть 3
1921–1922
Глава 1
Хлеб сильнее меча
За Раем следует Ад.
Сейчас, ранней осенью 21-го года, я с трудом мог восстановить в памяти подробности того, что случилось после Майорки