Мир сошел с ума (СИ) - Greko
— Я видел исхудалые тела маленьких детей со старыми, иссохшими, как у мумий, лицами, — плакал в углу молодой американец из самарской конторы. — При виде этой страны хочется умереть.
На него не обращали внимание. Всех волновали ножки танцовщицы, публично заявившей, что приехала в Россию, чтобы быть «товарищем среди товарищей». По-видимому, тех самых «товарищей» она нашла в обществе пьяных сотрудников ARA.
Тогда я еще не понимал, что имею дело с искореженными российской действительностью людьми, пребывающими в состоянии «голодного» шока (3). Они уже успели пообтереться, набраться впечатлений. Что они искали в умирающей от голода России, эти молодые парни, пережившие фронт? Отчаянных приключений? О, они их нашли. Им казалось, что после окопов Вердена, их ничем не поразить. Но они ошибались…
Как ошибался и я, не ведая еще, что меня ждет.
(1) Вывоз, по сути, захваченных в плен русских солдат из Алжира растянулся на несколько лет. Сперва их пытались отправлять на юг, находившийся под контролем деникинцев, но скоро выяснилось, что хлебнувшие французской «благодарности» солдаты-«алжирцы» поголовно состоят из радикального элемента. В итоге, их репатриировали вплоть до 1922 г. Сколько умерло на каторге, точно неизвестно — называется даже цифра в несколько тысяч. В Алжире, в Джиббе, есть памятник погибшим.
(2) Действительно, буквально через несколько месяцев Москва изменится до неузнаваемости. Улицы заполнятся людом, торгующим все подряд. Об этом с восторгом написал М. А. Булгаков в своем первом московском очерке, а позже так опишет перемену: «.мой любимый бог — бог Ремонт, вселившийся в Москву в 1922 году, в переднике, вымазан известкой…» Иностранцы, в том числе сотрудники ARA, тоже отмечали, что внезапно, зимой, будто раздернули занавес и на свет явилась если не старая Москва, то нечто похожее на оживающий город.
(3) Термин «голодный» шок возник по аналогии со «снарядным» шоком, появившимся на фронтах Великой войны. Картины массовых страданий, вызванных голодом, разрушительно действовали на психику сотрудников АРА.
Глава 2
Голод не тетка, пирожка не поднесет
Меня быстро утомила вакханалия в двух шагах от Патриарших прудов, визгливый женский смех, попытки самобичевания, надоело наблюдать, как люди напивались на глазах. «Только не заводись», — сказал я себе и отправился искать полковника Уильяма Хэскелла, главу всей ARA в России.
Он нашелся на третьем этаже в своем кабинете. Рабочий стол был завален бумагами, среди них пряталась тарелка с недоеденной яичницей с беконом.
— Молодец, лейтенант, что приехал, — протянул мне руку седовласый поджарый мужчина с умным решительным взглядом.
— Я гражданское лицо, полковник, — буркнул я нелюбезно. — С армией и флотом покончено навсегда.
Хэскелл не смутился. Усадил меня за стол, вручил пропуск ARA с уже вклеенной моей фотографией и несколько рулонов с розовыми «миллионами» советских дензнаков — в общей сумме где-то под четверть миллиарда. Принялся докладывать обстановку. Четко, по-военному, хотя и не был обязан.
— Голод гораздо сильнее, чем мы предполагали. В зоне бедствия 800 миль с севера на юг, от Вятки до Астрахани. Хуже всего в Самаре, Поволжье. Но ничто не сравнится с Пугачевским уездом. Мой сотрудник привез оттуда неопровержимые доказательства людоедства. Хотите взглянуть на фото?
Я вздрогнул и отрицательно замотал головой. То, что происходило в России последние годы, нельзя назвать по-иному, чем людоедство. Но в переносном смысле. Выходит, и до каннибализма докатились.
— Наша работа в России началась с первой кухни в бывшем ресторане «Эрмитаж». Теперь же мы кормим 570 тысяч детей в день на 2997 пунктах питания в 191 городе и деревне. Три месяца, всего за три месяца, ARA смогла так развернуться, — продолжил не без гордости свой отчет полковник. — Вы готовы включиться в работу?
— За этим и прибыл. В идеале — выберу один уезд и полностью постараюсь обеспечить его продовольствием.
— У вас есть свой чекист? — задал мне странный вопрос Хэскелл, нервно постукивая ручкой по краю стола. — И оружие. Пистолет с собой?
— В чемоданах парочка найдется, — осторожно ответил я. — Причем тут чекист?
— Вы вообще не представляете, с чем вам придется столкнуться. Оружие нужно держать при себе, на этот случай есть договоренность с «товарищами» из ЧК. Их помощь никогда не лишняя. Если и есть в России организация, способная решать вопросы в американском духе, то есть без проволочек и толково, то это только они — это пугало Старого и Нового Света, палачи из застенков. Я ничего не забыл? Ах да, безжалостные костоломы, мозги и стальные руки красного террора. Они неустанно за нами шпионят и только ждут от нас промашки, — желая смягчить сказанное, он добавил: — Очень толковые ребята.
— Да, я получил своего куратора, но не в курсе, будет ли он и дальше ездить со мной по стране. Власти правда с нами сотрудничают? Не подозревают в подрывной деятельности? Советская паранойя-шпиономания, что с ней?
— Сперва так и было. Но мы смогли доказать, что действуем из благих побуждений, а Совет народных комиссаров признал, что без нашей помощи ему не справиться с бедой. Калинин, номинальный глава правительства, еще в сентябре отдал приказ, чтобы во всех губерниях наши требования исполнялись в течении 48 часов. К сожалению, не все так просто. Русский лидер Троцкий с трибуны заявил, что не Советская Россия нуждается в Западе, а Запад нуждается в Советской России. То есть вы, мистер Найнс, прибыли сюда, чтобы спасти Америку от кризиса. Понимаете, с чем мы имеем дело?
— Они могли бы еще добавить, что мы в долгу перед Россией, — не поддержал я саркастический тон полковника. — Никто иной, как Запад, устроил интервенцию и разорил многие губернии.
Хэскелл недовольно поморщился.
— Есть один тонкий момент, мистер Найнс, и мне хотелось бы, чтобы вы его поняли правильно. Нам не нужны дискуссии, лишняя шумиха, реклама и прочее. Русские панически боятся последующей благодарности народа к нам, к тем, кто бескорыстно протянул руку помощи. И, соответственно, обвинений в свой адрес как не справившихся, не сумевших предотвратить. Это чудо, что комиссары вняли голосу разума и приняли нашу помощь…
Никакой рекламы? Полковник явно соврамши — даже за его спиной на стене висел плакат на русском языке «Америка — голодающей России». И в Риге мне рекомендовали не чураться средств наглядной агитации. Гувер так или иначе желал извлечь политические дивиденды из своей кампании. Что не отменяет того факта, что большевики попали в цугцванг и вынуждены терпеть наглую капиталистическую пропаганду.
— Помнится, что Ленин до революции на голод смотрел как на средство политической борьбы (1), — хмыкнул я. — Ему досталась аграрная страна. Голод может изменить соотношение городского и сельского населения. Проблема в том, что беженцев в городах некуда девать, для них просто не найдется работы. Безработица — вот что ждет государство пролетарской диктатуры. Социальные эксперименты до добра не доводят.
Хэскелл удивленно на меня посмотрел. Как на человека, от которого подобного он точно не ждал. И не понимал, хотя я всего лишь объективно оценивал происходящее.
— Давает оставим политику политикам, а сами займемся делом, — примирительно предложил полковник. — Вы уверены, что сможете выдержать экзамен? Достаточно ли у вас нравственных сил, чтобы сохранить душевное равновесие при виде массовых телесных мук?
— Мне многое довелось испытать.
— Запомните, лейтенант, главное в нашей работе — это организация. Не распыляйтесь. Выстраивайте производственные цепочки для бесперебойной работы наших кухонь. Не пытайтесь объять необъятное и всех спасти. Это невозможно. НЕВОЗМОЖНО! — повторил он по буквам. — И сами сгорите, и людям не поможете. Это тяжело. Но необходимо! И не вздумайте возгордиться. Одного доступа к продуктам мало, чтобы превратить вас в небожителя.
