Последний Герой. Том 9 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Так и лежал в луже крови, с широко раскрытыми глазами. А на губах застыла немая мольба: мне больно… добей…

Я смотрел, как его тело снимают с арматурин, как вытаскивают, будто хотел лично убедиться, что монстр больше не вернется. И лишь потрогав его остывающий лоб, выдохнул со спокойной душой.

Гори в аду, Федя…

Спустя два дня.

— Ешьте, ешьте, пока горяченькое! А ну, налетай! — весело проговорил Черноусов, ставя на стол поднос со шкварчащими шашлыками прямо на шампурах, только что снятых с дымящегося мангала.

Мы сидели в беседке у него на усадьбе.

— О, Вадим Владимирович, — Мордюков попробовал первый кусок, — да ты, я смотрю, мастер шашлыков. Какие сочные, мягкие! Что за секрет маринада?

— Да это не я, — усмехнулся Черноусов. — Мне всегда Акбар маринует. Уже готовые покупаю, остаётся только пожарить. Но главное — знаешь, в чём секрет, Сёма?

Теперь они общались как старые друзья — и не вспомнить, что Семен Алексеевич, приехав, чуть ли не с ноги в кабинеты заходил.

— Ну? — переспросил он.

— Все дело в жаре. Надо, чтобы жар был сильный, но без пламени. И только положил шашлычок, он зашкварчал — а ты не торопись. Он не сгорит. Надо, чтобы взялся корочкой, закупорил поры — тогда сок внутри останется. Только потом переворачивай, запечатай корочкой с другой стороны. А потом уже крути, как душе угодно. Главное, не пересушить.

— М-м! Оно как в горшочке томится, — поддакнул Мордюков.

— Во-во. Ну, чего сидим? Наливай, Сёма! Руку не меняем, а то наутро голова болеть будет.

Мордюков довольно крякнул, разлил водку по стопкам. Сальников, с перевязанной рукой, взял свою. Я тоже.

Мы отмечали раскрытие громкой серии преступлений. Наш отъезд, окончание командировки — всё сразу.

— Ну, давайте, — сказал Черноусов, поднимая стопку. — Я предлагаю тост за Максима. Если бы не он…

Он перевёл взгляд на Сальникова, потом на Мордюкова, хмыкнул.

— Что говорить, не умею я красивые речи двигать. Короче, давайте за настоящего опера! Он, знаешь, Алексеич, — майор посмотрел многозначительно на Мордюкова, — как будто с того же теста, что и мы с тобой. Раньше. Помнишь? Ух, девяностые… Сейчас таких мало.

— Не обижайся, Санёк, — глянул он на Сальникова.

А тот и не обиделся, только кивнул, соглашаясь с каждым словом начальника.

— Да я что, — сказал Сальников. — Макс мне жизнь спас.

Мы чокнулись, выпили, закусили шашлычком.

В беседку вышла супруга Черноусова, неся нарезанные овощи и салат.

— Посиди с нами, — распорядился Черноусов.

— Да у вас мужские разговоры, про работу, — улыбнулась она. — Мне ещё Любке надо позвонить.

Она выставила блюда на стол и упорхнула обратно в дом. В этот раз в её глазах я не увидел тревоги и страха. Ну, жизнь налаживается. Тосковать по погибшему брату она уже почти перестала. Всё-таки тот груз, что они с мужем несли столько лет… Конечно, так говорить нельзя, но, может, оно и к лучшему, что наркоша сгинул.

Мы сидели, болтали, смеялись. Потом Черноусов, после очередной стопки, громко крякнул, занюхав куском чёрного хлеба, намазанного салом, перекрученным с чесноком.

— Фирменная закуска моей жены, семейный рецепт, — сказал он с довольным видом. — Ну что, Максим, а давай ко мне. Переводись.

— Э, ты чего, ошалел? — Мордюков махнул руками, улыбаясь. — Сотрудника моего лучшего украсть хочешь? Не по-офицерски это!

Язык у него чуть заплетался, но не от возмущения, а от возлияний.

— А что ты, Сёма, ему можешь предложить? — хлопнул ладонью по столу Черноусов. — Вот я на пенсию пойду, всё, мне хватит. Работа — вот она где! — он провёл большим пальцем по горлу. — Вместо себя Саньку поставлю, а Макс стал бы начальником УГРО. Вот!

Он кивнул в мою сторону, подмигнул.

— А у тебя он кто? Старший опер. Такой золотой кадр — и всего лишь старший опер! А может, я бы его даже… — он прищурился, — не начальником УГРО, а вместо себя. Прости, Санёк, — добавил он, глянув на Сальникова.

— Да я чего, я ничего, — пробубнил тот с набитым ртом, жуя шашлык.

— Вот, давай, Макс, — сказал Черноусов, — думай, решай, пиши рапорт на перевод — и…

— Э-э, стойте, стойте! — воскликнул я. — За меня уже меня женили. Никуда я переводиться не собираюсь. Мне, конечно, у вас понравилось, но в Новознаменске и своих дел хватает.

— Да я Максу тоже карьеру сделаю! — возразил Мордюков. — Хочешь, Макс, будешь начальником участковых. А… нет, чего я, дурак, мелю, каких, к чёрту, участковых? — махнул рукой. — Там, конечно, потолок повыше, должность, зарплата… но ты же опер. Ладно, решим, подумаем.

— Да мне и опером нормально, — улыбнулся я. — Товарищи начальники, успокойтесь. Давайте-ка лучше подайте мне вон ту селёдочку с пером лука.

Мы засмеялись, закусили, разговор снова перешёл на лёгкие темы.

Вдруг у меня зазвонил телефон — видеовызов, как обычно мне звонила Оксана, если не по делу, но тут — другой номер. Я нажал «принять».

— Алло, Максим, привет, — на экране появилась Яна.

— Привет, — улыбнулся я, показывая в кадр только свою довольную мину.

— О, я смотрю, ты где-то отдыхаешь, — сказала она, улыбаясь.

— Ну маленько, ага, — ответил я. — После трудов, так сказать.

— А я вот, смотри, — она повернула камеру, показывая комнату с кроватью и тумбочкой. — Я в дурке лежу.

— В смысле, в дурке? — хохотнул я.

— Да шучу! Так, на реабилитации. Нашла тут подходящий санаторий для тех, у кого проблемы с головой. Я же психолог… — рассмеялась, — а теперь, после всего, что пережила, так вообще.

— Ну, как ты там? — спросил я.

— Да вот звоню тебе, ещё раз спасибо сказать. Спас ты меня, вытащил. Если бы не ты… Я знаю точно, я бы оттуда не вернулась никогда.

— Это наша работа, — ответил я просто.

Потому что так это и ощущал. Да и сюда приехал не потому, что жена начальника просила. Я был здесь нужен, вот и всё.

— Ой, что ты скромничаешь, Яровой! — подмигнула она. — Я, правда, немножко выпила… но это нельзя, — она приложила палец к губам, — никому не говори! Я же на препаратах сейчас, но бокал вина хлебнула. Вот был бы ты холостой, я бы… ой, что я несу, дура! Ну ладно, — рассмеялась. — Погоди, а ты не один, да?

Я оглянулся. Вокруг все стихли, мужчины замерли, слушая.

— Ну, тут ещё Семён Алексеевич, — сказал я.

— Ой, — кивнула Яна. — А ещё кто?..

— Вадим Владимирович.

— Фух, — выдохнула Яна. — А я уж думала, там Санька ещё сидит. Всё слышит.

— Ну, Санька тоже тут есть, — улыбнулся я.

— Ой, блин! — воскликнула она. — А ну всё, ладно, пока! Чмоки-чмоки! — и выключила связь.

Мы все разом расхохотались. На душе было легко, ведь это всё — звонки, шашлык и дурацкие оговорки — и есть жизнь.

Новознаменск.

— Ну… — тревожно ходил по кабинету Мордюков, в парадном кителе и белой форменной рубашке под ним, сияя звездами погон. — Всё, Яровой, запомнил? Выходишь, тебе вручают награду, берёшь и громко говоришь: служу закону — служу народу!

— Да, конечно, запомнил, Семён Алексеевич. Что вы суетитесь?

Он словно вдруг вспомнил, что вообще-то я молодой сотрудник (так оно с виду казалось). А вообще-то давно со мной говорил, как с матерым, повидавшим всякое опером. И хотя никогда он этого не смог бы узнать, но чувствовал.

Только вот не сегодня.

— Как — что? — Мордюков всплеснул руками. — Генерал лично приедет вручать тебе награду! Ну ладно, наш генерал — его-то я знаю, водку с ним пил. Но там ещё представитель администрации президента, понимаешь? Масштаб действия! В наш Новознаменск такой человек не каждый день приезжает!

— Да всё нормально будет, Семён Алексеевич, — успокаивал я шефа.

— Погоди, — вдруг нахмурился он. — Что это у тебя на щеке? А ну-ка!

Он подошёл и провёл пальцами по моей щеке.

— Щетину не пробрил, что ли? Клок оставил?

— Товарищ начальник, всё в полном порядке, — ответил я, на миллиметр отстраняясь. Показалось, отсвечивает.