Василий Кошанский. Здравствуй, мир! - Фохт
Леночка, поняв, что никто прыгать вокруг неё не намерен, послушно следовала за мной, опираясь на шест.
Едва мы вышли к остальным козлам, как начался ливень. Даже удивительно, сколько воды было в, казалось бы, не особо тёмной туче. Капли стучали по молоденькой листве, траве, нашим головам и телам так, будто небеса репетировали выступление на конкурсе барабанщиков. Плащи, извлечённые из седельных сумок, не могли противостоять стихии.
Недолго раздумывая, мы пустили козлов в галоп и помчались к Ефросинье Игнатьевне — её дом стоял ближе других к болотам. Лёху послали к Кысяцкому сообщить о благополучном исходе поединка. По совету Эдика, который ориентировался здесь лучше всех, мы поскакали прямо через пастбище, взволновав прятавшихся под навесом коз. Одна блондинка даже устремилась вслед за нами, протиснувшись между жердями загона. С ней захотел познакомиться поближе козёл Чижика, но Андрюша пресёк романтическое настроение своего скакуна, пришпорив беднягу.
Прекрасная и велика котовья земля-матушка! Разнотравные луга, где вперемешку росли ромашки, васильки и клевер, простирались до самого тракта, соединяющего Хомячинск со столицей. Словно древние великаны-стражники, стояли огромные дубы на границе леса. Хоть нас поливало дождём, на меня неожиданно напало поэтическое настроение. «Интересно, — мелькнула несвоевременная мысль, — а есть ли среди кошачьих литераторов подобный нашему Гоголю? Вот его бы я почитал с удовольствием».
Когда добрались до главной усадьбы, дождь почти стих. Все были одинаково мокрыми: что мы с Эдиком, искупавшиеся в болоте, что Леночка с Татьяной. Вода стекала по ушам и вибриссам, щекотала мохнатые щеки. Мы то и дело отряхивались, брызгая друг на друга.
Леночка, оказавшись на козле с Эдиком, снова взялась за своё и всю дорогу ныла, что её платье вконец испорчено, а она сама простудится. Но ей никто не сочувствовал. Акакий, подсаженный к Сусанину, был тих и печален, как дохлая мышь, а остальные лишь бросали на капризницу хмурые взгляды.
Ефросинья Игнатьевна схватилась за сердце, когда узрела нашу процессию. Но, как дама решительная и бойкая, сразу позаботилась обо всем. Леночке предоставили плед и экипаж, и кошкодевица отправилась к родителям.
Чижику выдали одежду юного крестника. Остальные были немного крупнее, так что нам достались старые вещи супруга, кота крепкого и рослого. Татьяна получила сухое платье из запасов хозяйской дочери, которая давно жила в столице, но порою навещала отчий дом.
Мне пришлось подвязать пояс ремешком и сильно закатать штанины. Признаюсь честно, я напоминал мальчишку, добравшегося до отцовских брюк. Рубаха смотрелась словно ночная и доходила мне почти до колен. Зато я сразу согрелся, и меня потянуло в сон.
Ефросинья Игнатьевна весело фыркнула, увидев нас. Акакий был чуть повыше меня, но совсем тощий и выглядел в своём наряде ещё забавнее, чем я. А вот Эдик умудрился так подтянуть-затянуть на себе пояс и манжеты, что смотрелся вполне прилично.
Хозяйка заставила Акакия как следует умыться, а потом обмазала его морду сметаной.
— Так ожог быстрее пройдёт, — сказала она на наши смешки.
— Молодец, Василий Матвеевич, — похлопал меня по плечу Маркус Эмильевич, — я на тебя и ставил.
— Что?! — взъярилась кошка, выпуская когти. — Ты делал ставки на дуэль? А если б они переубивали друг друга!?
— Ну… всё ж благополучно закончилось… — примирительно забормотал муж, но у супруги стал такой хищный вид, что кот удрал в свой кабинет в мансарде и не показывался до самого вечера.
Разумеется, мы все тоже получили от неё выговор.
— Хорошо ещё, что с законом проблем быть не должно! — бурчала она. — Вот раньше как такие споры разрешали? Подрались на заднем дворе, уши друг другу покусали, и довольно. Не для того магия котикам дана, что друг против дружки обращать её! Забыли уже о Великом взрыве?!
Эдик попытался возражать, мол, даже власти признают право на поединок, но Ефросинья Игнатьевна пообещала нам хвосты укоротить, если ещё мысли о дуэли у кого-то возникнут. Тут же смутилась, вспомнив про мою бобочку, и велела служанке подавать обед. Подробности сражения мы рассказывать не стали: мол, что было, то прошло.
Я радостно умял свою порцию, хотя остальные корчили из себя кисейных барышень — не было у них аппетита после стольких событий. А потом попросился на пару часов вздремнуть. Я чувствовал себя раздавленной лягушкой, но не хотел никому в этом признаваться.
— Ну даёт! Нервы как канаты! — восхитились мной друзья. А я завернулся в плед на диванчике в маленькой комнатке и уснул. Василий Кошанский был истинным котом — еда и сон играли важнейшую роль в моей нынешней жизни.
Пока я дрых, примчался папенька в сопровождении Назара. Опытный лакей догадался привезти чистый костюм. Когда я, умытый, вычесанный и прилично одетый, появился в гостиной, там уже вовсю праздновали нашу победу всевозможными наливками. Мне тут же дали в лапу чарку, но я лишь сделал вид, что отпил. Приятный мятный запах напитка навеял скверные воспоминания. Василий Матвеевич редко пил что-то крепче пива, но, отмечая в прошлом году окончание лета и скорое возвращение в Мяуславль, опрокинул несколько рюмок этого пойла. И что было дальше, не знал. Утром страшно гудела голова, в которой царила абсолютная пустота. Эдик, в чьей компании произошёл инцидент, заверял, что все было прилично: Василий долго нахваливал академию, пообещал стать известным учёным и прославиться своей диссертацией, а затем просто уснул на диване; но пробовать этот напиток ещё раз мне совершенно не хотелось.
Мы посидели бы ещё в приятной компании, но примчался посыльный из Кошанского с весточкой, что пришло письмо из Третьего отделения, а помимо прочего, привёрся Фома и скандалит. Тут папенька скорее раскланялся со всеми, и мы галопом понеслись домой. Конечно, бабушка себя в обиду не даст, но может перенервничать из-за дуэли, если обиженный родственник начнёт пугать санкциями от властей. Мы скрыли от неё факт поединка.
Самое интересное мы не застали: Фома Кистеньевич, злющий как чёрт, приехал ругаться к нам в усадьбу. Я ещё спал, когда Мурлянскому стало известно всё произошедшее и он явился к Фоме с требованием компенсировать поддерживающий силу артефакт, утопленный Акакием в болоте. Фома решил выставить виноватым меня и взыскать стоимость с Кошанских. До бабушки нахал не дошёл — его отмутузил Яроцап, явившийся, чтоб в мягкой форме рассказать Пульхерии Когтевладовне о последних событиях. В общем, родственник покинул дом сильно потрёпанным ещё до нашего возвращения.
— Я буду жаловаться! — истерично кричал он, когда Кысяцкий мощным
