Гнев Несущего бурю (СИ) - Чайка Дмитрий
Славный город Энгоми как будто накрыла злая туча. Люди, лишившиеся защитника, притихли и ходили по улицам, словно тени. Не слышно стало веселого смеха, на рынке торговались вяло, без привычного азарта, а палки тех, кто имел право бить палкой других, заходили по спинам виновных с удвоенной силой. Господа начальники работ, те, кто надзирал за погрузкой в порту, и десятники в легионном лагере срывали зло на подчиненных, не давая безделью и дурным мыслям проникнуть в их головы. Воины и вовсе не вылезали с полигона, до кровавых мух в глазах отрабатывая перестроения и стрельбу. Они только ели, упражнялись и спали. То есть делали ровно то, чем тысячелетняя мудрость предписывает заниматься низшим в моменты неустройства. Нельзя позволить воинам думать. Нельзя! А потому, когда первые биремы, набитые лучниками, оттолкнулись от причала, парни чуть не плакали от счастья. Хоть какое-то дело вместо тоскливого ожидания и свирепых воплей начальства.
Кноссо вышел в море, взяв с собой пятерку кораблей, а остальные остались прикрывать столицу. Ни у кого ни малейших сомнений не оставалось, что случится потом. Именно поэтому купеческие корабли поплыли на Сифнос и в Пафос, чтобы не попасть в ловушку в порту Эноми, а товары начали перевозить наверх, под защиту каменных стен акрополя. Городские укрепления будут возводить еще не один год, а война — вот она! На пороге уже.
Абарис, который готовил город к обороне, даже с лица спал от забот. Он метался по нему, как голодная собака, и даже царевна Лисианасса, которая попробовала что-то сказать невовремя, едва не лишилась сна, взглянув в бешеные глаза собственного мужа.
— Прости, господин мой, у меня еще полотно не готово. Пойду я, — испуганно пискнула она и спешно прикрыла за собой дверь, привалившись к ней спиной. И вовремя, потому что, ударившись о резное кедровое полотно, мелкими брызгами разлетелась расписная чаша из Микен. Серебряной посуды в этом доме больше не осталось. Царевна с тех пор так и сидела в своих покоях, выдавая нагора немыслимые объемы тканей. А легат, которого к вечеру уже ноги не держали, стоял на башне и до боли в глазах всматривался в морскую гладь, словно не доверяя своему же воину, поставленному для наблюдения.
— Паруса вижу, господин, — почтительно сказал воин из молодых и зорких, и Абарис в расстройстве прикусил губу. Он пока ничего не видел.
— Похоже, наши, — сказал воин, но Абарис и сам уже углядел полощущиеся флаги на мачтах. Таких ни у кого не было.
— Три корабля сидонских ведут, — уверенно сказал воин, и Абарис призадумался.
— Корабль если продать — талант серебра… — загнул он пальцы. — Итого три таланта, а если в египетских ценах, то талант золота и двенадцать мин. Груз — зерно, скорее всего. Кораблики небольшие. Значит, везут мешков двести с небольшим, три с половиной тысячи хекатов… Полтора дебена меди за хекат. Пять тысяч двести пятьдесят дебенов меди… Дебен золота на двести пятьдесят дебенов меди… Двадцать один хекат золота. Это без малого четыре мины. Значит всего талант и шестнадцать мин, если корабли продать. А кому их сейчас продашь?
Абарис вдруг застыл на месте, а потом спросил сам у себя.
— Убей меня молния! Это что же, я сейчас сам все это посчитал? Надо наставнику рассказать. Он помрет от радости. Ведь три года со мной мучился. Великие боги! Вот что математика с людьми делает!
И он спустился со стены вниз, перепрыгивая через две ступени, словно мальчишка. Дворцовая стража, глядя на скачущую тушу господина легата, изумлялась неимоверно, но вида не показывала, подумав, что будет, о чем сегодня в трактире рассказать.
— Колесницу мне! — рыкнул Абарис и, когда ее подали, свистнул разбойничьи и помчал в порт. Биремы уже спустили паруса и шли к причалу на веслах.
— Кноссо! — заорал он, увидев тощего, загорелого до черноты критянина, одетого без обычной пышности.
Наварх выглядел довольным, но тень озабоченности залегла на его челе. С борта финикийских корабликов погнали купцов и команду. Один из них, одетый богаче всех, сиял на весь порт подбитым глазом, а правой рукой зажимал кровоточащую культю левого указательного пальца.
— Сиятельный Абарис, — поклонился наварх. — Я тут по-быстрому пленных допросил. Поговорить бы с царственными. Вести нехорошие есть.
— В колесницу садись, — показал ему легат на стоявшую рядом упряжку.
Кассандра сидела в тронном зале, занимая свое законное место верховной жрицы. Малыш Ил восседал на отцовском месте, сохраняя привычную торжественность, а диойкет Акамант почтительно стоял рядом, возвещая царскую волю сидонским купцам, которых нерадостная весть застала в этот момент в порту Энгоми. Десяток бледных мужей переминались с ноги на ногу, в растерянности опустив головы. Они не ждали ничего хорошего от то, что им сейчас скажут. А слепящая роскошь мегарона и вовсе подавила их полностью. Все они тут были впервые.
— Как вы знаете, почтенные, — зычным голосом произнес Акамант. — Ваш царь презрел наше доброе соседство и допустил нападение на корабли уважаемых торговцев из Энгоми и Пилоса. Люди захвачены в плен, за них требуют выкуп, а товар расхищен. Наше законное требование отпустить купцов и их слуг, вернуть товар, выплатить компенсацию и наказать виновных было отвергнуто. А раз так, то согласно всем законам божеским и человеческим наследник Ил, что правит в отсутствие своего отца, объявляет войну Сидону, его землям и его купцам. Пока не будут удовлетворены наши требования, люди Сидона — враги народу Моря. И спаси бессмертные боги ваши жизни и достояние, почтенные.
Купцы стояли насупившись, но диойкет смог их удивить.
— Однако, учитывая, что все вы уважаемые торговцы, не запятнанные никакими преступлениями, наследник Ил дарует вам милость свою. Все вы покинете гавань Энгоми с рассветом. Вы получите охранную грамоту, которая убережет вас на пути в Сидон. На вас нет вины, и государи наши не считают возможным карать невинных за чужое преступление. Однако, если ваши корабли после этого встретятся в море царским биремам, пощады не ждите.
— Спасибо, добрый господин! — радостно загомонили купцы, не ожидавшие такого исхода. — А может нам из порта Сидона корабли стоит подальше убрать?
— Возможно, — милостиво кивнул Акамант. — Мы не можем обещать, что Сидон будет в безопасности. Но обещаем, что не станем нападать на тех государей, что соблюдают законы добрососедства.
— Спасибо, добрый господин, — безостановочно кланялись купцы. — Всех богов за вас молить будем. И за государей Энея и Ила тоже. Пусть Баал-Хадад укрепит руку их.
Купцы вышли, а Кассандра встала со своего места и вышла из зала. Стоявшие в углу Абарис и Кноссо отчаянно подавали ей знаки, что нужно бы переговорить. И, судя по их лицам, они принесли не те вести, которыми можно похвалиться. Она показала им в сторону покоев, где собирался обычно Царский совет.
— Что у вас? — спросила Креуса у наварха, который, хоть и достиг высших чинов, оставался горяч, как мальчишка. А уж долго сидеть на одном месте он и вовсе не мог, все время порываясь куда-то бежать.
— Царь Эшмуназар флот собирает, — хмуро ответил Кноссо.
— И что? — подняла бровь Кассандра. — Он и должен его собирать. Кораблей у него примерно столько же. Ты сказал, что они тебе на один зуб.
— Его корабли — да, госпожа, — склонил голову Кноссо. — Но он призвал на помощь царей царей Библа, Тира и южного Ханаана. Вся эта мелочь: Яффо, Ашдод, Бирута… Они нас тоже не очень любят.
— Что нужно сделать? — Креуса не стала ходить вокруг да около.
— Напасть на них в тот момент, когда они соберутся в бухте Сидона, — ответил Кноссо. — Другого выхода нет. Их будет втрое больше, а то и вчетверо. Если мы этого не сделаем, то увидим их у стен Энгоми.
— Сколько мы потеряем? — спросила ванасса.
— Многих, госпожа, — не стал кривить душой Кноссо. — И по большей части потеряем пехоту. Мы можем победить, если нападем неожиданно, но ни того войска, что было, ни кораблей у нас уже не останется.
