Французские гастроли (СИ) - Ковригин Алексей

— О! Господин Вертинский, не обращайте на меня внимания я тут совершенно случайно. Просто зашёл отобедать и неожиданно встретился с двумя очаровательными барышнями, с которыми имел смелость познакомиться. Так что прошу меня извинить, не стану вам мешать! — откланиваюсь и возвращаюсь за свой столик. Мой кофе уже остыл и подзываю гарсона чтоб тот принёс свежего. Первоначально вообще хотел по-быстрому уйти чтоб избежать вопросов о своей личности, но теперь решаю задержаться. Всё-таки Вертинский — это легенда! И мне просто интересно понаблюдать за Мастером со стороны.
А тот знакомится с девушкой и сразу предлагает ей спеть, чем приводит в смятение и ужас.
— Как? Прямо здесь петь? — Люда в панике оглядывает небольшой зал, в котором за столиками сидят и обедают человек тридцать. Точнее, они сейчас все смотрят на Вертинского и о чём-то тихо между собой перешёптываются, видимо обсуждают эту встречу.
— Конечно! А что Вас смущает? — маэстро иронично смотрит на «певицу». — Дитя моё, привыкайте к тому, что Вам придётся петь в ресторанах и кабаках, где публика пьёт, ест, курит, шумит и обращает внимание на выступающего только тогда, когда тот выдаёт фальшивую ноту, но не для того, чтоб ободрить последнего, а лишь чтоб освистать его. Вы же решили стать эстрадной певицей? Это так? А эстрадная сцена отличается от оперной не только музыкой, но и публикой!
Вертинский намеренно жёстко проводит «курс профориентации» видимо, чтоб отбить у девушки интерес к эстраде в самом зародыше. Если это не сиюминутное желание стать эстрадной звездой, а взвешенное решение, то девушка сейчас будет петь. Но если это просто каприз, то кандидатка уйдёт из эстрады даже не заглянув за её кулисы. Жестоко? Да! Но так и надо поступать, чтоб отсеять случайных людей в самом начале, не дожидаясь их разочарования в профессии. Маэстро всё правильно говорит и за это его не осуждаю.
Мне становится немного жаль эту наивную девочку, решившую променять размеренную и благопристойную жизнь оперной певицы на взбалмошный и непостоянный мир эстрады. Но как-то вмешиваться в чужой разговор и что-либо советовать, а тем более что-то рекомендовать просто не вижу возможности, да и смысла. Кто я такой, чтоб с моим мнением считались? Поэтому сижу пью кофе и просто наблюдаю за этой драмой жизни что разворачивается на моих глазах. Наконец девушка решается.
— Хорошо, я буду петь! Александр Николаевич, Вы станете мне аккомпанировать?
— О! Нет, я буду слушать и наслаждаться!
Мда… а этот Вертинский настоящий садист! Без аккомпанемента и впервые на незнакомой сцене? Да тут и опытный певец может стушеваться. А может он специально «топит» девчонку? Вон и Алиса смотрит на Вертинского с каким-то удивлением. Она-то понимает, что это заведомый провал, особенно если начинающую певицу публика сейчас обсмеёт. Это вообще станет крушением всей мечты. По-моему, только девушка этого не понимает и гордо подняв голову идёт к сцене. Ну уж нет! Поднимаюсь со стула и захватив саквояж подхожу к Вронской.
— Алисия Францевна, присмотрите пока за моим саквояжем. Пойду поддержу Людочку!
Под ошарашенным взглядом Алисы и удивлённым от Вертинского оставляю саквояж на стуле и иду вслед за девушкой. Мне-то перед жующей публикой выступать не впервой. Прорвёмся! На небольшую сцену поднимаемся вместе, но Людмила этого не замечает и идёт как на эшафот. Беру её за руку и подвожу к роялю. Тут она приходит в себя и недоумённо на меня смотрит, видимо только сейчас меня заметив. Ободряюще подмигиваю девушке и спрашиваю:
— Что будем исполнять? — девушка вздрагивает и окончательно приходит в себя. — Мишель, что Вы тут делаете? Немедленно уйдите со сцены. Мой Папа́, наверное, заплатил господину Вертинскому за мой позор. Он категорически против того, чтоб я оставила оперную сцену. Считает это моей блажью и всячески противится моему желанию. Но я хочу доказать и ему и всем остальным, что это не детский каприз! — голос девушки дрожит от возбуждения и скрытого негодования.
— Вот и хорошо, мы вместе это докажем. А сейчас давайте оговорим репертуар, публика уже ждёт выступления. И не волнуйтесь Вы так, всё будет хорошо. Так что будете петь? — практически не опасаюсь, что мне закажут что-то совсем уж незнакомое. Не такой уж и богатый репертуар в это время, разве что совсем что-то экзотическое, но в это мало верится. И оказываюсь прав в своих предположениях.
— «Васильки»! — в глазах девушки загорается азарт.
— Апухтина? Классику? Сколько куплетов споёшь? — видимо мои вопросы приводят девушку в недоумение.
— Как сколько? Там же всего восемь куплетов!
Насмешливо вздыхаю, чем привожу девушку в ещё большее недоумение. Это у Апухтина восемь куплетов, а «народное творчество» давно переписало этот отрывок из его большого стихотворения, изменив не только сам сюжет, но и количество куплетов. Быстро пробегаюсь по клавишам проверяя настройки инструмента и убеждаюсь в его полной исправности. Всё правильно, днём здесь может помузицировать любой посетитель ресторана, а вот вечером играют только профессионалы сцены. Так что рояль в полном порядке.
— Ты готова? — и получив в ответ кивок начинаю проигрыш.
Ах, васильки, васильки…
Много мелькало их в поле…
Помнишь, до самой реки
Мы их сбирали для Оли.
Замолкли слова и отзвучали последние звуки аккордов. Минута тишины и зал ресторана буквально взрывается аплодисментами. Смотрю на слегка растерявшуюся Певицу. Да, именно так, с большой буквы. Голос просто великолепен, музыку чувствует всем сердцем, нигде не сфальшивила. Ну и пианист не подвёл, это я так скромно о себе. Играли мы в Одессе и эту песню, и «народные» варианты, да перестали.
Постановление о запрете «жестоких романсов» вышло в двадцать девятом году, наш ансамбль «продержался» до тридцать первого, пока нам прямым текстом не объяснили, чем такое «неповиновение» грозит и Менделю и мне. Одним росчерком пера вычеркнули из «рапортичек» более сорока песен, треть всего репертуара объявив «мелкобуржуазными пережитками». Посоветовали писать и петь больше «революционных и патриотических» песен. Ага… Мендель тогда на неделю в запой ушёл, а у меня руки совсем опустились. Какое уж тут творчество…
Но кажется я знаю, кто теперь будет петь эти песни. Есть такая Певица! И пофиг, что её папа́ возражает. Против всесокрушающей силы Искусства никакие стены не устоят. Или силы Любви? Что-то эта девочка как-то странно на меня смотрит, срочно надо её отвлечь от дурных мыслей, а то греха потом не оберусь. Нафиг-нафиг! С молодыми да незамужними никаких лямуров! «У тебя одни глупости на уме, а мне ещё учится надо!"© Хорошо, что в молодости «Ералаш!» смотрел, там мудрые цитаты на все случаи в жизни есть…
— Люда! Ещё романсы знаешь? — девушка, кажется, меня совсем не слышит. Приходится сыграть «Побудку». Рояль это конечно не горн, но получается похоже. Девушка вздрагивает и приходит в себя, а публика хохочет и ободряюще аплодирует.
— Люда! Какой романс поём? — вкладываю в вопрос как можно больше теплоты и участия, надо девчонку подбодрить.
— «Гори, гори, моя звезда»? — неуверенно предлагает вокалистка.
— Принято!
Вновь вступительные аккорды и на зал ресторана опускается тишина, не слышно ни бряканья бокалов, ни стука ножей и вилок о тарелки. Ровный и глубокий голос завораживает всех, даже меня. А я-то эту песню слышал уже не раз и в этом времени, и в исполнении великой Анны Герман. Есть с чем сравнивать. Юный голос Людмилы Лопато уже сейчас просто пленяет и покоряет, а что он станет делать со слушателями, когда окончательно разовьётся и закрепится? Не… Эту девушку из вида упускать никак нельзя! А под сводами ресторана звучат слова великолепного романса:
Гори, гори, моя звезда.
Звезда любви приветная!
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда.
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда.
И вновь успех! Да я и не сомневаюсь с самых первых слов, такой проникновенный голос и без аккомпанемента завораживает. Людмила раскраснелась и поймала кураж, надолго её конечно не хватит, но ещё одну песню она возьмёт легко, и надо сделать так, чтоб и песня, и певица надолго остались в памяти посетителей. Я давно приметил что из-за кулис сцены на нас поглядывает полноватый мужчина во фраке. Не знаю кто он, но к сцене явно имеет отношение. Показываю ему пантомиму, будто играю на гитаре и он, понятливо кивнув исчезает, чтоб через пару минут вновь появиться уже с гитарой. Пробегаю пальцами по струнам, великолепно!