Знаменосец забытого бога (СИ) - Ра Юрий

Детям сделали устный втык, вожатой и воспитателю примерно такой же, но практически осязаемый и без вазелина. «Социализм есть контроль и учет!» — вещал Николай Николаевич на собрании педагогического коллектива. А потом еще минут десять про ответственность и жесткое манипулирование сознанием детей, дабы они не могли измыслить ничего крамольного. На фоне этого наезда утверждение афиши концерта прошло буднично и без обсуждений. Начальник лагеря на пару минут включил демократию, предложил высказываться и голосовать за репертуар и состав участников. Все заученно подняли руки, намекая, что настроения дебатировать нет, они голосуют за повестку. Кто-то проголосовал за уткнувшуюся в мобильник соседку, так что выглядел вожатый с поднятыми вверх руками, как сдающийся на милость Системы. Стоп, какой мобильник может быть сейчас у той девахи⁈ Тимур присмотрелся — да спит она!

— Значит так, — Тимур инструктировал выбранных им дежурных на предмет поведения в дверях. — Всех пускать…

— Никого не выпускать? — Перебил его выбранный пацан. На этот пост Тимур отобрал только мальчиков. Не потому, что они сильнее. Девочки пока помощнее будут, но пацаны агрессивнее. А еще они не настолько ответственные.

— Щаз! Разбежались! Всех выпускать! Хлеб…

— Отбирать! — Снова не удержался ребенок.

— Хлеб не видеть! Никого не обыскивать, тем, у кого куски хлеба в руках, намекать, чтоб прятали в карман.

— А так можно?

— Нужно! Голодным ходить нельзя растущему организму, вредно это для здоровья. Вот ты вчера зачем кусок хлеба вынес после обеда?

— Я?

— Ты. Что, не наедаешься?

— Да ну! Суп параша! Я его и дома не ел, и тут не буду!

— Значит, не голодал еще.

— Так чего насчёт хлеба?

— Родина от куска не обеднеет, не трогай голодающих Поволжья.

— А если не оттуда?

— Пролетарии всех стран… — А вот теперь вожатый сам сделал паузу, давая себя перебить.

— Соединяйтесь! — Хором закончили девиз оба дежурных.

Кроме того, что не надо вставать вместе со всеми на подъеме и идти на зарядку, были и другие преференции у отряда, заступившего в наряд по столовой. Например… ага, вот! Можно было выпить не один стакан киселя или компота, а сразу три. А еще чувство власти над выходящими из столовой у тех, кто дежурит на выходе. Но синдром вахтёра Тимур отключил, зато он же создал точку заговора, что сильно понравилось пацанам. Сразу после завтрака они заговорщицким шепотом разнесли по лагерю весть, что на обеде не будут шмонать выходящих, только хлеб должен быть в карманах, чтоб не так явно выглядел саботаж. Ребята поймали свою минуту славы, народ оценил такой самоотверженный поступок борцов за свободу из десятого отряда.

Вопреки ожиданиям воспитательницы наряд по столовой закончился без эксцессов. То есть непонятная движуха имела место, но она ни во что не вылилась. Вера Ивановна даже хотела спросить своего вожатого, что затевается в отряде, но сдержалась. По сути, её Тимур тоже мальчик и тоже как бы отдыхает в лагере, просто у него отдых связан с общественной нагрузкой. Но каков парень, а! Прирожденный заводила и педагог. Если от в четырнадцать лет таков, во что сможет вырасти годам к двадцати! Ведь почти готовый комсорг курса в пединституте! И да, парня ждет педагогический, прямая дорога ему туда.

А потом всё хорошее закончилось и началось страшное. По лагерю стали появляться листовки. Мало того, отдельные пионеры были застигнуты за декламацией политических частушек.

— Что это такое⁈ — Орал начальник лагеря на утренней пятиминутке с педагогами. Хозяйственный блок он в этот раз отпустил сразу, вернее, выпроводил. — Вы это видели?

Оказалось, что не видели. Тогда бумажка была пущена по кругу. Когда она дошла до Тимура, он узнал текст. Почерк был другой, написано было коряво и карандашом, словно в самом деле какие-то подпольщики писали перед расстрелом, подложив под тетрадный лист своего погибшего товарища. И в процессе написания тело товарища чесалось и ворочалось. Но текст был почти тот, текст речовки, которую его отряд учил на смотр строя и песни.

— Эту речовку репетировал наш отряд к конкурсу. — Вера Ивановна решила, что запираться бесполезно.

— ЧТО⁈

— Мы с вожатым попробовали несколько вариантов песни, ничего путного не получалось. Тогда решили сделать речовку из какого-нибудь стихотворения о революции. В том числе пробовали и это произведение, результат был не очень, так что выбрали Лебедева-Кумача.

— А как это у меня оказалось? Кто писал?

— Вы же видите, что явно писал какой-то мальчик, неграмотный и неаккуратный. Не я и не Тимур Чирков. Видимо, ребенка впечатлил стих, он его запомнил и воспроизвел, как мог. Сами можете убедиться, у него половина текста про какие-то грабли.

— Какой мальчик? — Начальник очень хотел поверить, что имела место не идеологическая диверсия, а простая детская шалость и «сломанный телефон».

— Чирков, чьё это стихотворение? Где взял?

— Из альманаха «Атеистические чтения». Вы же знаете, я в школе отвечаю за антирелигиозную пропаганду. Автор какой-то не очень известный, кажись Раменский его фамилия. Или литературный псевдоним.

— И как у тебя с пропагандой?

— Успех невероятный, Николай Николаевич! Ни одного верующего на всю школу.

— Это ты молодец, да. И какой вы текст учили изначально?

— Ой, надо вспоминать, так сразу не готов.

— То есть сначала ты по памяти кое-как воссоздал стих, потом неведомый любитель поэзии что-то как-то вспомнил и записал. Я даже не возьмусь теперь угадать, как выглядел исходный текст стихотворения. Но в любом случае, все тексты сначала заверяются у старшей пионервожатой. Это ясно всем? Очень хорошо.

А Тимур решил, что ему в очередной раз повезло — накосячил он по меркам этой эпохи знатно. Сейчас юноша сидел тише воды и ниже травы, сидел и пытался прикинуть, сколько копий сделали его девчонки и сколько раз могли переписать текст маленькие подпольщики. Число вычислению не поддавалось. Он прикинул варианты борьбы с распространением крамолы и понял, что лучше вообще не акцентировать на ней внимание его подопечных. Тем более, что стихо уже ушло в народ, победить его может только время. Или какое-то более яркое заделье, какая-то совсем угарная движуха. О! Может, стоит пустить в ход детский фольклор из числа кровожадных частушек? А что, может сработать.

Уже этим же вечером он бросился реализовывать свой план. Сидя в кругу своих сорванцов в спальном помещении, Тимур поддавал жару гитарным боем и пел классические куплеты подростковым дискантом:

— Маленький мальчик нашел пулемет! Больше в деревне никто не живёт. — Задавал он тему рэп-батла, глаза ребят загорались как маленькие лампочки, но пока никто не подхвыатывал.

— Дети в подвале играли в гестапо. Зверски замучен сантехник Потапов! — Усилил хулиганский частушечный псевдо-рэп вожатый.

— Девочка в поле гранату нашла! Что это? Дядю спросила она… — Продолжил, подстроившись под ритм, самый бойкий из мальчиков.

— … Дёрни колечко, ей дядя сказал. Долго над полем сандалик летал! — Подхватило сразу двое пацанов.

— Поднимает руку тот, кто готов спеть, я кивну ему, когда можно вступать — Тимур объяснял правила, не прерывая игру на гитаре, нельзя останавливаться, процесс вроде пошел!

— Маленький мальчик на стройке играл! Тихо подъехал к нему самосвал…

На какой частушке в помещение проникли девочки, каким ветром их занесло сюда, сказать никто не мог, но через десять минут весь отряд уже сидел на всех койках вокруг Тимура, расположившегося на полу. Пели то хором, то по очереди, отряд стал единым целым окончательно.

И да, это было здорово — чувствовать себя центром вселенной и немного богом. Тимур стал чуть меньше понимать Кайроса. То есть сначала он не пытался разобраться в божественном отношении к людям, а сейчас задумался и понял, что сам бы ни за что добровольно не отказался от верующих, паствы, жрецов и всего того, что принято называть поклонением. Зато он понял, что в вожатые молодежь идет не только за небольшими деньгами, не только ради галочки в получении производственной практики. Комсомольцы едут в пионерские лагеря ради кайфа и чувства божественного преклонения. Те, кто не едет на БАМ за длинным рублем.