Ловкач - Ник Перумов
— Истинно так, князь-батюшка! — поспешно поддакнул он. — В лужу сели, пред всея Русью на смех выставились. Ловкача уловить хотели — ан не преуспели.
Шуйский кивнул, словно сам себе:
— Вот и славно. Пусть подлюки морды умоют. Наш черёд ещё придёт.
Он перевёл взгляд на Мигеля — колючий, тяжёлый.
— Речь веди далее! Всё в подробностях доложи — как уловить пытались, что учинили? Да главное реки — почему у них ничего не вышло?
Князь Иван Михайлович даже устроился поудобнее, сведя костлявые пальцы, и глядел на Мигеля не мигая, что тот едва удерживался, чтобы не заикаться.
Он принялся «речь вести»: рассказывать, кого, куда и сколько послали Куракины, сколько ими подкупленных жандармов явилось в лавру, сколько шпиков они отправили на улицы и как вся эта «рать нечестивая» ничего не возмогла, не свершила, а лишь только уползла, хвост поджавши.
— А я-то, княже, всё видел, хоть и в сторонке стоял!.. Обманул всех Ловкач, выскользнул, аки хорь из петли!..
— А! И тебя, выходит, тоже? — проскрипел вдруг князь.
— И меня, князь-батюшка, — сокрушённо развёл руками Мигель, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Не замешкавшись, поклонился до самого полу. — Сущеглуп есмь холоп твой Мигелька!..
Князь снова фыркнул.
— По глазам вижу, «сущеглупым» себя ты для словца прозываешь, а взглядец-то хи-итрый! Ну, давай, холоп Мигелька, выкладывай!..
— Есть у меня, княже, подозрение одно. Что видели-таки Ловкача в тот день. Никто не знает, а я знаю!..
— Вот, значит, как… — проскрипел старик. — Ну, молодца, молодца, не вовсе уж сущеглуп. Кому ещё сказывал?
— Никому, князь-батюшка, ни единой душеньке!
— Обратно молодца, — кивнул Шуйский. — Ну, а девку-то… девку ему нашёл?
Мигель замялся, низко склонился, ответил покаянным голосом:
— Никак нет, княже. Трудно, ох как трудно. Не всякая подойдёт, не всякой Ловкач и поверит…
Старик стукнул пальцами по столу.
— Ась?.. Ты чего мне тут жалобу поёшь?
Мигель судорожно сглотнул.
— Осмелюсь слово молвить, князь-батюшка, тут всё одно к одному пришлось. И девка, и ведь в означенный миг Ловкача заметили.
— Всё знать хочу, — прохрипел Шуйский хмуро.
Цыган снова закивал.
— Одна из осведомительниц моих, молодая да смышлёная, случайно с ним в конке столкнулась, аккурат пока Куракины его уловить пытались. Он, мол, показался ей на Ловкача смахивающим. Она, не будь дурой, с ходу и разговор завести попыталась, и глазки построила, и намёк сделала… Пойдём, говорит, побалуемся, в ванну нагишом влезем. А он — ни в какую! От такого предложения, позволь молвить, отстранился, будто и не мужик вовсе.
Мигель так вошёл во вкус, что даже возмущённо притопнул. А Шуйский хмыкнул, губы его скривились, сухие, словно из воска.
— Вот оно как… Значит, девка глупа. И ты глуп. Ищи лучшую! Чтобы фигуриста была, чтоб кровь в жилах закипала. Ловкача в силки брать надо хитро, а не с бухты-барахты.
— Слушаюсь, княже-батюшка, — покорно склонил голову Мигель, мысленно чертыхаясь. — Найду девку, непременно найду.
— А чего ж эта твоя прознатчица не выследила, куда Ловкач этот отправился?
— Говорит, сбежал, княже, да так, словно вся нечистая сила за ним гналась.
Старик удовлетворённо закивал, захихикал сипло, потирая руки.
— Ну, Куракиных памятуя, может, и вправду что гналась, — выдавил он, и Мигель тотчас угодливо засмеялся тоже.
— Так-то лучше. Девка да ключ — вот и весь сказ.
Мигель же подумал, что лучше уж лужа, чем топь, в какую может втянуть его сам князь.
— Теперь к Куракиным ступай, — распорядился Шуйский. — Посетуй, на неразумие дураков-рядовых пожалуйся. Да уши прочисть, слушай внимательно, о чём говорить станут, а паче всего замечай, о чём умолчат.
Он воздел палец кверху, и Мигель слушал так внимательно, будто был мальчишкой, впервые получившим настолько ценный совет. Шуйский с довольным видом ухмыльнулся.
— Всё понял? Отправляйся теперь.
* * *Особняк Куракиных на Мойке сиял электрическим светом, беломраморные колонны отражали мягкое мерцание бронзовых бра, в камине потрескивали аккуратно сложенные поленья. Оба брата, как всегда, были при параде: Владимир Александрович в безукоризненном парижском сюртуке, Михаил — в светлом костюме, с непременной своей пахитоской в пальцах.
Мигеля провели в гостиную. Он почтительно поклонился, но уже без того раболепия, как перед Шуйским — скорее, с изяществом, что подобает тому, кто доставил по-настоящему важные вести.
— Ну? — голос старшего Куракина был холоден. — Что ж это такое, а, Мигель? Мы велели взять его. Взять — а не гонять кур по дворам. Ростовские с Оболенскими смеются теперь, в дом приличный не зайти, ухмыляются, черти!
— Совершенно верно, — подхватил Михаил. — Должны были взять, а вместо того — скандал, люди болтают, наши молодцы вернулись с пустыми руками. Объяснись-ка, голубчик.
Мигель развёл руками, изобразив недоумение:
— Ваши светлости, государи милостивые, разве ж не я говорил: не надо его хватать вот так сразу? Я ведь предупреждал — ой как непрост человечек этот. Он, может, и вовсе не человек. Изменилось в нём всё разом, и буквально на днях. Присмотреться бы к нему сперва, приглядеться. А вы, ваши светлости, то «куля в лоб», то «по месту взять». А потом же бедный Мигель во всём и виноват.
— Ты как разговариваешь, скотина⁈ — так и взвился Михаил. — Место своё забыл, быдло⁈ В Сибирь захотел⁈
— Виноват, ваша светлость! — Мигель вскинул руки, словно в отчаянии. — Да разве ж посмел бы я непочтительность явить!.. О вас же, ваши светлости, пёкся, о чести вашей, об имени добром!.. Что непочтительные речи о вас вести стали… моя ли в том вина? Я ж всё, что мне только возможно, сделал! Все сведения доставил немедля, о силе этого нового Ловкача предупредил, донёс, что изменился он, что совсем иной теперь!.. Но кто ж бедного Мигеля послушает?.. Вот и вышла конфузия!.. Не гневайтесь, ваши светлости, не держите сердца на Мигеля!
