Ловкач - Ник Перумов

Ник Перумов, Валерий Гуров

Ловкач

Глава 1

Псы и фонари

Улицы Петербурга — не место для прогулок после полуночи. Так думал тот, в чьем теле я оказался, а теперь так думал и я.

Не место и не время гулять, особенно если за тобой гонятся двое, чья походка напоминает размеренную работу часового механизма, шаги их отдаются болью в ушах, а дыхание разит сожженной серой.

Не знаю, кто они — люди ли, машины, духи из детских кошмаров или нечто ещё похуже…

Не знаю, что это за мир, в котором я оказался.

Но знаю точно: останавливаться нельзя.

Я перемахнул через чугунную решётку, зацепившись ботинком — неловко, да. Инстинкты мои пока ещё не перестроились на новое тело. Вот и сейчас приземлился — и потерял равновесие, чуть не соскользнул обратно на камень, мокрый и скользкий, как лёд, хоть на календаре и июнь.

Газовые фонари потрескивали с неясным выражением обиды, будто им задержали жалованье. Один из них — как по заказу — мигнул и потух, открыв мне полосу тени. Я юркнул в неё без лишних колебаний, как будто знал заранее, что там — дверь, приоткрытая ровно настолько, чтобы мог проскользнуть человек моего роста и моей комплекции.

То, что там есть дверь, знал не я. Вернее, не совсем я. Это он — тот, в ком я сейчас бегу. Его ноги, его лёгкие, его память, его страх. У меня осталась разве что память — и то частично, моя ирония и смутное ощущение, что я тут временно. Как квартирант, который вселился ночью, ключ получил от привратника в чёрном сюртуке, а домовый распорядок до утра так и не объяснили.

Да и мне всё равно приходится поддерживать реципиента, делясь тем немногим, что оставалось со мной.

Он хромал — очевидно, только что сломал ногу; в правом локте порвана связка, надо снять боль и вообще сделать, чтобы я хоть рукой мог двигать. Сейчас моих сил хватило лишь кое-как срастить кость и заживить связку. Это у меня получилось, но, проклятие, как же больно!.. Словно иголкой в больной зуб.

Я помню, кто я такой. Я из тех, кто отдаёт приказы, а если исполняет — то свои собственные. У меня за плечами спасённые и уничтоженные миры. Я привык работать с высокими энергиями, это моё слово повелевало косной материей, а не наоборот.

Я помнил последнюю операцию, мой шедевр. Катившиеся от полюсов орды мы разобрали на мелкие запчасти. Лапы к лапам, когти к когтям, хвосты, крылья — всё по местам.

Дело было сделано, я должен был возвращаться. Возвращаться, сбросив то тело, в котором работал — финальный аккорд, последняя жертва. Очень эффектно и эффективно.

Но тут что-то пошло не так.

Ботинок громко стукнул о люк, вышло звонко, точно выстрел. Переулок узкий, и звук полетел сразу в обе стороны, словно кинули камень в колодец.

Я затаился за ящиками, рядом с мусорной бочкой; из бочки тянуло тухлой капустой и прочими прелестями переполненной помойки. На безымянном пальце левой руки — простое гладкое кольцо; интересно, откуда оно такое у бывшего обладателя этого тела? Штука-то явно не простая, я ощущал дремлющую в глубине золотого ободка искорку привычной силы. Слабую, едва заметную, но — вполне реальную.

Так. Уже лучше, но разбираться пока что некогда.

Ветер донёс шаги — тяжёлые, размеренные, без суеты. Охотники точно знали, что добыча никуда не денется. Им нет нужды бежать. Дистанцию сокращают медленно, шагают так тяжело, что под ногами у них должен крошиться гранит.

Один из них произнёс:

— Он рядом. Чуешь?

— Чую, да. Чую кровь плюс остаточное касание печати, — голос был сухой, как пергамент, и при этом чужой, как не из человеческой гортани.

Я сглотнул и попятился, стараясь не шуметь. Я прежний разобрался б с этой парочкой за один удар сердца. А теперь что — теперь брать придётся хитростью. Неизвестно, насколько я здесь застрял; и неведомо, вернутся ли прежние возможности.

Во внутреннем кармане пальто что-то звякнуло — не запомнил ещё, что именно там лежит. Наверное, Ловкач знает. В конце концов, это его пальто. Его ловушки. Его уловки. Ничего, было ваше — стало наше. Но очевидно, что этот парень шел на дело подготовленный.

Я сорвался с места, нырнул в проход между домами, где, как показалось бы кому иному, не было ничего, кроме кирпичной стены. Но проход там имелся. Узкий, словно крысиная нора, скользкий, залитый холодным светом от фонаря, дрожащего на длинной латунной цепочке. Фонарь? Какой болван его тут подвесил⁈..

Проход оказался не просто узким — он сжимался. Кирпичная кладка будто наваливалась на меня с боков; это может и задержать, если застряну, как пробка в бутылке.

Но тело Ловкача — гибкое, жилистое, оно знает, как сворачиваться, как сжиматься в невозможные позы, будто тренировалось не на улицах, а в каком-то воровском цирке. Хотя, кто знает, может, и там; и потому я просто позволил ему двигаться, как оно уже умело, не вмешиваясь, точно пассажир в машине без руля.

Выскочил в двор-колодец. Высокие кирпичные стены, штукатурка кое-где отлетела, окна тусклые. Грязный снег в углах даже в июне — словно здесь он и не тает, как у меня дома, а умирает медленно, превращаясь в нечто чёрное, непонятное.

Где-то капает вода. Кошка перебегает двор, но не мяукает, а как будто шипит — не на меня, а в пустоту за моей спиной.

Я не оборачиваюсь. Никогда не оборачивайся, если не хочешь узнать, что именно у тебя за плечом, когда лучше довольствоваться верой — это громила, шпик, полицейский… Кто-то нормальный.

На стене — пожарная лестница. Верхние прутья проржавели, но пальцы Ловкача цепляются будто бы сами. Вверх, два пролёта, глухой балкон. Отсюда видно половину колодца. И уже достаточно хорошо видно, как входят они.

Медленно, неспешно. Один — в длинном пальто с высоким воротом, с лицом как у куклы: гладким, без волос, с глазами, в которых ничего